Философия истории
Шрифт:
Леонтович упрощает определенные проблемы, причем делает это, в общем-то, в духе старого либерализма. Индивидуалистический социальный порядок действительно зиждется прежде всего на предприимчивости отдельных лиц и их свободной воле. Из этого, однако, не вытекает, что этот порядок является оправданным как раз в той мере, в какой он защищает субъективные права личности. В интересах общественного целого возможны и фактически всегда имеют место ограничения индивидуальной предприимчивости и воли. Леонтович оставляет эту важную сторону дела без внимания. Кроме того, он чересчур тесно сближает незыблемость частной собственности и возможность отдельных людей преследовать свои цели и развивать свои способности [2].
1 См.: Леонтович В.В. История либерализма в России. С. 4.
2 "...Частная собственность, - пишет Леонтович, - в известной степени может обеспечить собственнику благосостояние, а поскольку благосостояние
Известно, что коммунистическая теория утверждала как раз обратное: только полное устранение частной собственности позволит человеку избавиться от внешних ограничений (в частности, от ограничений, связанных с сохранением и приумножением этой собственности) и
187
посвятить себя целиком совершенствованию своих способностей и талантов. Считалось, что человек, озабоченный материальной стороной своей жизни, является "односторонним"; только избавившись от этой озабоченности он превратится во "всестороннего человека", широко и свободно подходящего как к жизни в целом, так и к самому себе.
Обе эти позиции, излишне прямолинейно связывающие совершенствование человека с обладанием им частной собственностью или, напротив, с радикальным его отказом от нее, являются крайними.
Тем более рискованно выдвигать обладание собственностью в качестве необходимого условия индивидуального счастья. Трудно сказать, где было больше счастливых людей: в древних Афинах, где свободные граждане вели достаточно скудную по современным меркам жизнь (известно, например, что Сократ был вынужден отправиться в военный поход необутым), или в современных Соединенных Штатах, где один человек из тысячи является миллионером. Если отвлечься от репрессий в СССР в 30-е гг., то опять-таки сложно решить, где больше было счастливых людей в этот период: в Советском Союзе, успешно, с энтузиазмом и с опережением всех сроков строившем коммунизм, или же в пораженных тяжелейшей экономической депрессией Соединенных Штатах.
И наконец, Леонтович чересчур тесно связывает основной пафос либерализма с отстаиванием неограниченной индивидуальной инициативы, частного предпринимательства и приобретения имущества. Либерализм давно уже отошел от мысли, что ничем не ограниченное свободное предпринимательство, дающее возможность становиться богаче, является наиболее важной социальной ценностью.
Одной из основных проблем либерализма являются отношения между человеком и властью, совмещение идеи равенства и автономии личности с необходимостью политической власти. Если индивид свободен и не обязан подчиняться никакой личной деспотической власти, то какой власти вообще он подчиняется? Либерализм отвечает на это, что индивид должен подчиняться только закону, установленному в надлежащем порядке и призванному управлять людьми и сдерживать их побуждения. Как афористично выразился Вольтер, "свобода состоит в том, чтобы быть независимым от всего, кроме закона". "Либерализм требует создания объективного правового государственного порядка, противостоящего воле отдельных людей и связывающего ее, - пишет Леонтович.
– Поэтому он одобряет учреждения или общественные формы, в которых отдельный человек подчиняется определенному порядку и дисциплине" [1]. Либерализм колеблется, однако, между двумя
1 Леонтович В.В. Указ. соч. С. 3.
188
самостоятельными, логически не связанными представлениями о законе. С одной стороны, закон является воплощением и закреплением устоявшихся социальных ценностей, проверенных и одобренных разумом. Но с другой стороны, закон - это продукт волевого решения и нередко выражение групповых, субъективных интересов. В первом случае подчинение закону опирается на убеждение в его справедливости и его полезности для социальной жизни. При втором истолковании подчинение закону носит формальный характер и объясняется тем, что он вводится властями и обладает принудительной силой. Расхождение между двумя возможными представлениями о законе явилось одной из причин кризиса либерализма в начале этого века, когда под воздействием позитивизма и социализма стало доминировать второе истолкование закона.
По поводу этого старого спора о природе законов, устанавливаемых государством, нужно заметить, что старый либерализм, пытавшийся соединить в одну концепцию истинностное и ценностное измерение закона, был проницательнее, чем его оппоненты, концентрировавшие свое внимание исключительно на ценностном его измерении. Закон имеет смешанный, описательно-оценочный характер.
Либерализм убежден, что устранение помех личной свободе не должно принимать форму насильственного переворота или разрушения. "Согласно либеральному мировоззрению, - пишет Леонтович, - исторические долиберальные государственные формы нельзя разру
1 См.: Ивин А.Л. Основы теории аргументации. М., 1997. Гл. 5. В качестве еще одного примера двойственных, описательно-оценочных выражений, выполняющих в одних контекстах функцию описания, а в других - функцию предписания (оценки), можно привести определения обычных толковых словарей. В этих определениях подытоживается прежний опыт употребления определенных слов, но вместе с тем другая задача этих определений - упорядочить и нормировать употребление данных слов в будущем. Двойственными являются не только законы государства и законы морали, но и законы естественных наук. Но если в законах государства обычно доминирует оценочное начало, то в законах природы на первом плане стоит описательный момент.
189
шать революционным переворотом, а надо их преобразовывать... Антиреволюционные позиции либерализма в основном вытекают из следующего соображения: если государство, не основанное на либеральных принципах, но не определенно и открыто тираническое и деспотическое, существует уже долгое время, то это долгое существование ведет к образованию умеренных и сдерживающих тенденций в государственной практике, так что и в рамках подобного государства развиваются и укрепляются многочисленные положительные стороны государственной системы, государства как такового. Наблюдение это в свою очередь зиждется на консервативной теории о прогрессе, глубоко связанной с самой сутью либерализма..." [1]. Согласно этой теории, прогрессивной силой являются в первую очередь укрепление и утверждение, а не разрушение. Устранять необходимо прежде всего неограниченное расширение полномочий государственной власти, благодаря которым она может встать над правом и произвольно менять законы; далее нужно препятствовать обязательному планированию и разрастанию административных учреждений и их продукции. Но и в этих случаях действовать следует с особой осторожностью, а ни в коем случае не неожиданно и безжалостно.
Решительный отказ либерализма от революционного пути преобразования общества перекликается с идеей социальной инженерии К. Поппера. Социальная инженерия - это постепенное, последовательное или поэтапное преобразование общества, с особой осторожностью относящееся к возможным социальным последствиям проводимых перемен. Этот метод преобразования общества Поппер противопоставляет утопической инженерии, к которой явно тяготели Платон и Маркс и суть которой в радикальном и широкомасштабном преобразовании общества но единому, заранее разработанному плану, рассчитанному на создание совершенного общества. "Сторонник постепенной или поэтапной инженерии, пишет Поппер, - защищая свой метод, может сказать, что большинство людей поддержат и согласятся скорее на систематическое преодоление страданий, несправедливости и войн, чем на борьбу за воплощение какого-то идеала" [2]. Проекты, которые способна реализовать поэтапная инженерия, относительно просты. Они затрагивают, как правило, какое-либо одно социальное учреждение - например, здравоохранение, обеспечение занятости, арбитражный суд, построение государственного бюджета в условиях экономического спада или систему образования. Если эти проекты не дают эффекта, ущерб от них не особенно велик, и исправить их не так сложно. Такие проекты содержат меньший риск и потому вызывают меньше споров. Поэтому прийти к разумному соглашению относительно существующих зол и средств борьбы с ними легче, чем определить бесспорное идеальное благо и приемлемые для всех пути его достижения. Можно поэтому надеяться, что, используя метод частных социальных решений, удастся преодолеть самую большую практическую сложность, касающуюся политических реформ: использовать для реализации принятой программы разум, а не страсти и насилие. "При этом появится возможность достигнуть разумного компромисса и, следовательно, улучшить существующую ситуацию с помощью демократических методов" [3].