Философия истории

Ивин Александр

Вместе с тем сам Поппер допускает большое упрощение, истолковывая социальную утопию Платона как тоталитаристскую: "По-моему, эту программу, пишет Поппер, - вполне можно назвать тоталитаристской", "...Я считаю, что в нравственном отношении политическая программа Платона не выходит за рамки тоталитаризма и в своей основе тождественна ему", "...Я не сомневаюсь в искренности платоновской приверженности тоталитаризму" [2]. Поппер даже говорит, что ему пришлось изменить свои представления о тоталитаризме, чтобы правильно истолковать Платона: "...Моя попытка понять Платона при помощи аналогии с современным тоталитаризмом, к моему собственному удивлению, привела меня к необходимости изменения моих взглядов

на тоталитаризм. Я не изменил моего враждебного отношения к нему, но в конце концов осознал: сила и древних, и новых тоталитарных движений - как бы плохо мы ни относились к ним - основана на том, что они пытаются ответить на вполне реальную социальную потребность" [3]. Тоталитаризм как социальная доктрина начал складываться только в XIX в., как социальное движение он стал массовым и добился успеха в XX в. Представлять Платона непосредственным предшественником тоталитаризма и устанавливать, как это делает Поппер, цепочку "Платон - Гегель - Маркс" значит до крайности упрощать как реальную историю теорий коллективистического общества, так и теорий тоталитарного общества. Переход непосредственно от Платона к Марксу через Гегеля заметно модернизирует Платона и одновременно архаизирует Маркса.

Сходное упрощение допускает и И.Р. Шафаревич, истолковывающий все коллективистические теории как теории социализма и начинающий свою интересную и информативную книгу с анализа "социализма Платона" [4]. Социализм (коммунизм) как теория

1 См.: Поппер К. Открытое общество и его врага. Т. 1. Гл. 6.

2 Там же. С. 124, 127, 147.

3 Там же. С. 215.

4 См.: Шафаревич И.Р. Социализм как явление мировой истории // Есть ли у России будущее? М., 1991.

247

сложился лишь в Новое время, как социальная практика он утвердился только в XX в. Античные и средневековые формы коллективизма имеют определенную общность с социализмом как коллективизмом индустриального общества. Но это не может быть основанием для того, чтобы искать истоки социализма в античности или средневековье. История теоретического социализма, начинающаяся с античного коллективизма, неизбежно приобретает кумулятивный и апокалиптический характер. Она стирает принципиальные различия между разными историческими формами коллективизма и ослабляет связи каждой из них со своей эпохой и ее культурой.

В заключение этого краткого анализа античной формы коллективизма можно обратить внимание на идею Л. Мэмфорда, согласно которой утопические фантазии Платона, гражданина индивидуалистического древнегреческого общества, имели точный географический адрес и исторический прецедент [1]. Заново изучив и переинтерпретировав дошедшие свидетельства о жизни Платона, Мэмфорд пришел к выводу, что, путешествуя по Египту и Месопотамии, Платон набрел на руины древних городов, увидел остатки величественных сооружений, обнаружил папирусы, изображавшие слаженный коллективный труд одинаковых в своей правильности людей. Его воображение, уязвленное хаосом, беспутствами, постоянными переменами окружающей жизни и жаждущее подобных космическим стабильности, гармонии и порядка, нарисовало себе древнюю живую машину, в которой каждый винтик чувствовал себя частью Высшего порядка. Он увидел мир, отделенный стеной от хаоса и подконтрольный высшим силам. Так возник платоновский совершенный город - образец коллективистической утопии на все времена.

Коллективистическая жесткая структура

Все коллективистические общества (и сообщества) характеризуются ясно выраженной и весьма жесткой социальной структурой, отсутствующей в индивидуалистическом обществе. Эта структура включает свои "верх" и "низ" и предполагает четкий водораздел между ними. Ее общая ориентация является подчеркнуто спекулятивной: "верх", ориентированный на умозрительный (небесный,

будущий) мир, полностью определяет "низ", представляющий реальный (земной, нынешний) мир. "Верх" включает три взаимосвязанные части: разумную, чувственную и деятельностную, которыми задаются стиль мышления, формы чувства и деятельности "низа" [2].

1 См.: Mumford L. Utopia: the City and the Machine // Daedalus. Boston, 1965. № 1.

2 См.: Ивин А.А. Человек "коллективистического общества" // Философская антропология: истоки, современное состояние, перспективы. М., 1995.

В средневековом обществе земному миру мыслей, действий и чувств как "низу" противостоит "верх", разумная часть которого включает откровение, чувственная - сыновнюю любовь к богу и деятельностная - беспрекословное исполнение всего того, что предписано богом.

248

В тоталитарном обществе роль разумной части "верха" играет тоталитарная идеология; объектом особых чувств являются те, кто создал тоталитарную доктрину и воплощает ее в жизнь; деятельностная часть детально регламентирует все формы группового поведения.

В разных реализациях жесткой структуры соотношение частей "верха" является разным. В средневековом обществе и в церкви как коллективистическом обществе на первом плане стоит чувственная часть "верха". В тоталитарном обществе и в нормальной науке доминирует разумная часть.

Отношение индивидов, составляющих "низ" жесткой структуры, к трем частям ее "верха" можно самым общим образом охарактеризовать как веру в то, что утверждается в разумной части "верха", любовь к чувственной его части и безусловное повиновение предписаниям дея-тельностной части. Отношение, связывающее индивидов "низа" - это отношение их равенства между собой относительно "верха".

Таким образом, отношение "низа" к "верху" укладывается в триаду: вера (сыновняя) любовь - (сыновнее) повиновение. Отношение "верха" к "низу" представляет собой триаду: просветление (откровение) - (отеческая) любовь (отеческая) забота.

Связь трех частей "верха" с соответствующим ему "низом" можно схематично представить так:

Коллективистическое общество, строящееся на основе жесткой структуры, всегда является обществом, провозглашающим в качестве основной ценности равенство своих индивидов. Однако это не равенство их в обычной, земной, нынешней жизни, а равенство в отношении "верха" господствующей в этом обществе жесткой структуры, равенство в отношении того умозрительного (небесного, будущего) мира, который представляется ее "верхом". Средневековые люди не являются

249

равными ни в отношении собственности, ни в отношении власти, и они не ставят перед собою цель установить равенство в земной жизни. Но они равны уже сейчас перед богом и будут равны в предстоящей небесной жизни, и это их вполне удовлетворяет. Люди коммунистического общества также не равны в отношении власти и во многом еще не равны в отношении собственности. Однако ими не ставится задача немедленного уравнивания уже в настоящем. Их всецело устраивает их нынешнее равенство в деле построения нового, коммунистического общества и их будущее полное равенство в этом обществе.

Общество, строящееся на основе жесткой структуры, - это не только общество равных (в указанном смысле) индивидов, но и оптимистическое, жизнерадостное и уверенное в себе общество. Оно отличается устремленностью к "прекрасному будущему миру", яркостью и остротой жизни, мечтой о подвиге во имя будущего, идиллическим образом жизни. Вместе с тем это общество, перегруженное идеалами доблести и служения высшим, надындивидуальным целям, равнодушное к личности и ее правам, к материальному благополучию, настороженно относящееся к остальному миру и мечтающее навязать ему свой стиль жизни и мышления.