Философия: конспект лекций

Шевчук Денис Александрович

В отличие от ортодоксального учения, дзэн не требовал отчуждения от всего мирского, не призывал к полному отказу от влечений и страстей ради достижения нирваны. Дзэн обращался к разуму и духу, предлагая интуитивный путь познания, на котором надо использовать собственные внутренние ресурсы, как сознательные, так и подсознательные. Основная идея дзэн – контакт с внутренними процессами человеческого существа без привлечения каких-либо внешних, неестественных воздействий. Самый главный авторитет в дзэн – это собственная внутренняя природа. Разум человека, учит дзэн, постоянно пребывает в суете мирских дел, метаясь в им же созданных условностях и границах и не замечая их противоестественности.

Требуется совсем немногое – за обыденностью и монотонностью жизни узреть Великий Символ и, познав глубину всех внешних форм, преодолеть ее. Только тогда все вещи откроются в единстве, а человек преодолеет ту тонкую, невидимую, но чрезвычайно плотную завесу, которая мешает ему слиться с природой и обрести «спонтанность самопроявлений духа».

Подвижники дзэн-буддизма в Японии нередко сами происходили из самурайских родов и были тесно связаны с воинским сословием. Проповедуемые ими философские концепции во многом соответствовали образу жизни самураев и совершенствовали их моральную и духовную сферу. Дело в том, что языческие формы синтоизма хотя и наполняли всю деятельность самураев всепроникающим духом ками, но все же отставали от культурного роста нации и не могли заполнить образовавшиеся бреши в философском и морально-этическом воспитании. Однако духовные семена, посеянные религией синто, нашли

Проповедуемые ими философские концепции во многом соответствовали образу жизни самураев и совершенствовали их моральную и духовную сферу. Дело в том, что языческие формы синтоизма хотя и наполняли всю деятельность самураев всепроникающим духом ками, но все же отставали от культурного роста нации и не могли заполнить образовавшиеся бреши в философском и морально-этическом воспитании. Однако духовные семена, посеянные религией синто, нашли питательную среду в религии буддизма, в частности в одном из его направлений – дзэн.

Дзэн-буддизм призывал к абсолютной гармонии с природой, а это соответствовало и синтоистским верованиям, к постижению Пути, что тоже находило отклик в синто, ибо синто – это Путь Богов, а для самурая Путь – это служение; поэтому неудивительно, что самураи нашли духовную опору в новом учении и оно прочно закрепилось в их среде.

Дзэн утверждал непознаваемость Единой Вселенной, говорил о преходящем всего сущего, отрицал объективность реальности, называя ее иллюзорным воплощением воображения. Дзэн-буддизм отрицал Бога в традиционном, общепринятом понимании, Бога, который требовал послушания и судил умерших, посылая их души в рай или ад. В дзэн человек выступал одной из жизненных сил мироздания и имел неоцэаниченные возможности. Являясь участником бесконечного цикла перерождений, он должен сам развивать свой внутренний мир и заложенные природой способности, постоянно работая над собой, совершенствуя дух и плоть.

Бесстрашие самураев, их готовность к самопожертвованию во имя чести и долга, полное презрение к смерти и другие качества еще более усугубились под влиянием дзэн-буддизма. Постепенно дзэн, завладев умами самурайского сословия, охватил учением огромное количество приверженцев, и из их рядов выдвинулись патриархи ордена. К таковым, несомненно, относятся Такуан (1573–1645) и Хакуин (1686–1769); вклад, который они внесли в развитие прикладных аспектов дзэн, касающихся боевой подготовки самураев, трудно переоценить.

В своем знаменитом письме, адресованном мастеру фехтования Ягю Тадзименоками Мунэнори (1571–1640), Такуан, аббат храма Дайтокудзе в Киото, освещает не только основы учения дзэн, но и тайны боевого искусства в целом. Рассуждая о фехтовании, он пишет о том, что одной только искусной техники недостаточно для того, чтобы стать настоящим мастером: человек должен

глубоко проникнуться духом этого искусства. Этот дух улавливается только тогда, когда разум художника приходит в совершенную гармонию с принципом самой жизни, то есть когда он достигает определенного умственного состояния, называемого «мусин» («у-синь») – «отсутствие разума». На языке буддизма это означает уход за пределы дуализма всех форм: жизни и смерти, добра и зла, бытия и небытия. Именно здесь все искусство сливается с дзэн. Такуан особо подчеркивает значение мусин, который в какой-то степени соответствует понятию «бессознательное».

С точки зрения психологии, это состояние ума, всецело подчиненного неизвестной «силе», которая приходит неизвестно откуда и в то же время, кажется, способна овладеть всей областью сознания и заставить его служить неизвестному. Вследствие этого человек становится своего рода автоматом в том, что касается его собственного сознания. Но, как объясняет Такуан, это состояние не следует путать с пассивной беспомощностью неорганической материи вроде куска ткани или дерева. Человек «бессознательно сознателен» или «сознательно бессознателен». Развивая идею дзэн на примере фехтования, Такуан говорит о разуме, о его текучести, о том, что остановка разума приводит к абсолютной ограниченности действий. В дзэн это называется «схватить вражеское копье и убить им врага».

Далее, продолжая эту мысль, Такуан советует: «Фехтовальщик, достигший совершенства, не обращает внимания на личность противника, так же, как на свою собственную, ибо он является безразличным свидетелем фатальной драмы жизни и смерти, в которой он принимает самое активное участие».

Как видим, учение дзэн, в данном случае выраженное словами Такуана, пронизывает все, что делает – и не делает – фехтовальщик. Одним из основных лейтмотивов здесь является принцип исключения дуалистического восприятия мира и противопоставления одного объекта другому. Казалось бы, в таком искусстве, как фехтование, предполагающем единоборство двух вооруженных мечами людей, уже изначально, само по себе, существует противопоставление

Но Такуан настойчиво советует фехтовальщику отказаться от этой идеи и в то же время не быть мистиком, не увлекаться созерцанием, а ясно осознавать реальность смертельной схватки. Не противопоставление, а единение с миром, не мистицизм, а рационализм, чувство свободы, а не привязанности к объекту, – вот что выражено в словах Такуана.

Дзэн-буддизм, выделившись из многочисленных сект, приспособив взгляды и идеи махаяны к японским реалиям, вобрав в себя национальные особенности японского менталитета, вырос в жизнеутверждающую религию; высшая цель этого учения, по определению одного из исследователей буддизма Касимо Хидэо, – это освобождение от страданий, которые большинство людей связывает с жизненными трудностями и несовершенством окружающего мира.

В период XVI–XVIII вв. все сферы жизни японцев уже были буквально насквозь пропитаны учением дзэн; что же касается самураев, то дзэн стал неотъемлемой частью их воспитания и мировоззрения, окончательно определив их философию и систему ценностей.

Представление о философии Японии, её современной жизни, экономике, истории, традиционной культуре было бы явно неполным без изучения вопроса о самурайстве, его исторических аспектах зарождения.

Первые упоминания о самураях как об уже сложившемся воинском сословии, встречающиеся в японских исторических хрониках, в философских, литературных и поэтических произведениях, относятся к X–XII вв. Однако само движение как таковое зародилось в конце VII – начале VIII столетий и территориально вначале охватывало восток и северо-восток страны.