Философия любви
Шрифт:
– Школярами она пренебрегает. Нет самостоятельности у них, солидности. А те, что закончили школу, в Армии служат. Был у нее друг, да перехватили его (девчонки есть ловкие - палец в рот не клади) сейчас тоже служит. Прислал ей письмо, извинялся, что так поступил, но ничего с собой поделать не мог. "Занесло", - говорит. А девчонка она хорошая, намного лучше меня, и я замечаю, между прочим, что к тебе она не равнодушна. Но я ей тебя не уступлю, так и знай.
– Какую чепуху ты говоришь, Таня.
– Да, да, да, да! Ты вот понаблюдай за ней и скажешь, что я права.
Раздался звонок, и Таня выбежала в прихожую. Вошла Валя веселая и возбужденная.
– Вы еще не собрались?
– удивилась она.
– Времени-то уже скоро семь.
– Легка на помине, - перебила ее Таня.
– Мы только что о тебе говорили.
– Интересно, что
– Сашка спрашивает меня: "Что это ее нет так долго?" А я ему: "Она может и не прийти сегодня". Не может быть, говорит, такого. Пообещать и не выполнить - это не в ее стиле". А я говорю ему: "А вот сегодня она может так и сделать или заявится с симпатичным юношей". А он мне в ответ: "Ты, говорит, соображаешь, Татьяна, какую глупость ты несешь?". Прямо так и сказал. И тут ты звонишь. Здрасьте! Саша с улыбкой наблюдал эту сцену.
– Не верь, Валя, ни одному ее слову. Мы и впрямь говорили о тебе, но совсем не в этом духе...
– А в каком же?
– уже без улыбки, серьезно спросила она, обращаясь к нему. Ковалев машинально почесал затылок.
– Мы говорили, что нет смысла тащить тебя сегодня на танцы. Завтра вам в школу да и мне на работу.
– Это еще что за новость? Сейчас же быстренько собирайтесь и чтобы через пять минут были в форме.
– Через десять, - буркнула Таня.
– Давайте, давайте, да побыстрее! Подумать только, "смысла нет", может еще в карты станем резаться вместо того, чтобы культурно провести время в порядочном обществе?!
Саша тем временем под шумок выскользнул за дверь и побежал домой собираться. Девушки остались одни.
– Таня, скажи мне правду. Что вы тут обо мне болтали?
– допытывалась Валя.
– Да так, по пустякам. Он предлагал не ходить на вечер, а я говорю: "Ведь мы собирались". Да и с тобой договорились уже. Ты знаешь, между прочим, они переезжать думают к домостроительному, в новый микрорайон, обменивают квартиру.
– Так Сашке ведь в школу далеко будет ходить. Впрочем, ведь он заканчивает скоро. Он думает поступать куда-нибудь?
– Говорит, на исторический попытается, директор школы его настраивает.
– В Армию не собирается?
– Так его же забраковали. Какое-то расширение вен обнаружили.
– Ну-у, тогда и свадьба уже не за горами.
– Ты что, смеешься? Какая из меня жена. Самой нянька нужна. Потанцуем еще, какие наши годы? Я, может, в медицинский поступать буду. Папа так хочет! Покоя мне от него нет. Хочу, говорит, чтобы ты в белом халате работала. Я говорю, что сейчас и на заводах в белых халатах работают, а он свое. Медицина, говорит, это благородно, остальное все - суета, а не работа. На заводе ему планом все мозги пропилили. Да и я ему не завидую. Раньше семи он с работы редко приходит, а как конец месяца, так он и ночевать там готов. И по воскресениям часто работает. Я ему говорю: "Какой от тебя там толк в выходной день? Ведь ты у станка не стоишь, детали не точишь; ходишь там по цеху, штанами трясешь, а мать дома одна из угла в угол тычется, ни отдохнуть как положено не может, ни сходить никуда нельзя. Да я, говорит, дочка, сам толком не понимаю, что я там делаю. Положено, вот и иду чтобы быть в курсе дела: погладят или нашлепают, как первоклассника".
Наконец сборы были закончены. Таня выглянула в окошко и, увидев Ковалева, махнула ему рукой.
– Хорошо все-таки вы живете: подала знак в окно - и вместе. Если поссорились, то окна вас и помирят. Прямо как в песне...
– Да удобно, ничего не скажешь, но закончится скоро эта малина... Зал был полупустынным, когда молодые люди вошли в него, но через полчаса народу прибавилось. Большая группа юношей и девушек, по всей вероятности из одного класса, привнесла в него заметное оживление и смех, заполнившие первоначальную тишину музыкальных пауз. В перерывах между танцами люди были предоставлены самим себе. Музыкальное образование было пущено на самотек, и, хотя все любили Эдиту Пьеху и Трошина, многие имели весьма смутное представление о том, какие танцы они танцевали. Пропаганда бальных танцев началась много позже, и из старых танцевали только "Польку" и "Краковяк", да и то очень редко. В моду входил "Чарльстон". В танцах, как и жизни, люди очень своеобразны, и думается, что есть тесная связь между манерой танцевать и манерами мышления и поведения. Во всяком случае интуитивно люди чувствуют это и, как правило, тянутся к тем, кто красиво танцует. Ковалев в обществе двух девушек чувствовал себя не
– Ты, Валя, сегодня какая-то особенная. У Тани была очень веселой, а сейчас что-то больше молчишь. У тебя ничего не случилось?
– Скажи, Саша, ты любишь Таню?
– спросила она, не ответив. Ковалев от неожиданности поднял брови, но через минуту собрался с мыслями и ответил:
– Право, даже не знаю, как и сказать тебе. Честное слово, не знаю...
Он вспомнил, что не мог сказать этого самой Тане. Валин же вопрос вообще поставил его в тупик. Лгать он не хотел, а сказать правду не мог. В продолжении всего танца они молчали. Между тем Ковалев спрашивал себя: "Ей самой интересно знать это или же Тане?". Таню тем временем пригласил одноклассник, и, когда закончилась музыка, он проводил ее до их места и с улыбкой проговорил, глядя на Сашу: "В полной сохранности". Между тем оркестранты пришли с перерыва и в зале зазвучал "Венок Дуная". В это время у входа появился Вадим с незнакомой Саше девушкой. Они вышли с ней в самый центр еще пустого танцевального круга и перед взорами многочисленной публики элегантно и широко закружились под звуки очаровательной музыки. В этом их выходе и танце Саша уловил что-то парадное и символическое. Он перевел взгляд на Таню, которая тоже наблюдала эту неожиданную и столь эффектную сцену, и та опустила глаза. Лицо ее покрылось румянцем, глаза блуждали, не находя предмета внимания. Было похоже, что она готова провалиться сейчас сквозь землю. "Это конечно же был вызов, - подумал Саша, - и он возымел свое действие".
– Я сейчас приду, - бросила Таня и, обогнув зал, скрылась в толпе. Валя, заметив неладное, поспешила за ней. Саша остался один. Вадим заметил смятение, которое произошло в одну минуту, усмехнулся сквозь усы в его сторону и что-то сказал партнерше на ухо. Та утвердительно кивнула головой и тоже обернулась к Ковалеву.
Саше стало не по себе, он хотел отойти куда-нибудь в сторону, но в это время к нему подошел товарищ по школе и стал спрашивать, скоро ли он придет на занятия. Ковалев буркнул ему что-то невразумительное, но потом, спохватившись (ведь тот, по сути, выручал его своим обществом) стал расспрашивать, что они сейчас проходят по тому или иному предмету. Через несколько минут вернулась Валя и сказала, что Таня ушла домой. Саша извинился перед товарищем и предложил ей:
– Пойдем потанцуем.
– Что ж, потанцуем, - усмехнувшись, согласилась она.
Глава 6
Мать Саши с присущей ей энергичностью довольно быстро оформила документы, необходимые для обмена, и через две недели уже наводила порядок в новой квартире. Она ругала прежних хозяев за то, что пол был выкрашен небрежно и "отвратительной" краской. В ванной комнате штукатурка на потолке облупилась, и это обстоятельство выводило ее из себя, каждый раз, как только она заходила туда. Отец тоже поддакивал ей, но при этом больше винил проектировщиков и строителей.
Саша молча созерцал всю эту суету и думал, что едва ли вот с такими людьми можно сделать что-либо существенное в науке и производстве. Образ великого ученного, сложившийся у него в голове из книг серии "Жизнь замечательных людей", не вязался с подобным отношением к быту. Наука и быт в его представлении были небом и землей, и пропасть между ними была такой же, какой были разделены самопожертвование и мещанство. Однако обстановка, в которой он жил и которую он воспринимал как нечто само собой разумеющееся, была создана именно этими людьми, трудолюбивыми и беспокойными, и, может быть, в их деятельности, подумал он, тоже есть какой-то, хотя и скромный, но тем не менее необходимый смысл. Вместе с отцом он начал передвигать мебель из одного угла в другой, пока, наконец, мать не была удовлетворена ее расстановкой. Глубоко и облегченно вздохнув, она вдруг объявила, что всю мебель следует заменить новой. Отец стал убеждать ее, что фанерованная мебель, хотя и лучше смотрится, сделана не так добротно и потребует немалых расходов. Но его возражения вызвали бурю негодования, и он в конце концов согласился, полагая, что это дело достаточно отдаленного будущего.