Философия творчества.
Шрифт:
Унижение достоинства разума, на мой взгляд, есть унижение достоинства не только человека, но и самого Бога. Ведь человек, не имеющий разума, не сможет иметь обоснованного знания о том, что Бог есть и что есть Бог. Вера дает человеку знание о том, что Бог есть, но знание это ничем не обосновано. Знание же, хоть и относительное, самой природы Бога (т.е. Его чтойности) дается человеку только посредством разума, и именно разум выступает в роли обоснования правомерности интенций самой веры. Человеческую природу необходимо понимать как производную от природы божественной, но между этими двумя природами не может мыслиться абсолютного тождества, а только – тождество относительное (хотя бы потому, что человек может выбирать между добром я злом, а Бог – нет, ибо все, что Он делает, – само по себе есть добро). Разум человека есть инструмент познания, а то, что некоторое знание может привести человека к греху,– еще вовсе не доказывает того, что сам разум имеет греховную природу. Разум может уличить себя в грехе только (и только) при одном условии:
Несоизмеримость природы человека и природы Бога совсем не означает того, что человеку вовсе не стоит стремиться к познанию Бога: она означает лишь то, что не стоит стремиться к абсолютному познанию Бога. Человек не может знать всего, т.к. он – существо относительное, но человек может знать достаточно для того, чтобы прийти к вере в Бога. "Понимаю, чтобы верить" – этот тезис провозгласил Петр Абеляр, за что и был осужден на одном из Церковных Соборов. Абеляр противопоставил данный гносеологический принцип господствующему в те времена принципу Августина-Ансельма – "верую, чтобы понимать". Но церковь не могла допустить примата разума над верой в познании мира человеком, т.к. это грозило возникновением еще больших трудностей в толковании Священного Писания христиан.
Еще Ф. Бекон говорил, что "философия, если ее отведать слегка, уводит от Бога, если же глубоко зачерпнуть ее – приводит к Нему" 13 , а великий Эйнштейн утверждал, что "в наш век серьезными учеными могут быть только глубоко религиозные люди" 14 , – чему он сам был прекрасным примером. Современные ученые все больше и больше приходят к мнению, что между наукой и религией не должно (и не может) быть принципиальных противоречии, ведь если религия приводит человека к Богу, основываясь на непросвещенном чувстве зависимости первого от второго, то наука приводит человека к Богу, основываясь на знании, полученном с помощью конкретных фактов и аргументов.
Доводы разума в пользу существования бытия Бога не могут безоговорочно одолеть доводов разума против существования бытия Бога, но первые, укрепленные верой в Бога, дают человеку возможность отыскания смысла собственного существования, вторые же, укрепленные неверием в Бога, не могут дать человеку этой возможности. Тот смысл жизни, который предложил А. Камю ("Миф о Сизифе"), в сущности, не дает человеку спасения от абсурда собственного существования, спасения, которым наполнены грезы всего человечества. Философия Камю есть философия абсурда, хотя сам философ так никогда не называл своего учения 15 . Человек не может найти спасения в жизни, если нет Бога. Жить, чтобы жить, но без Бога – все равно, что вовсе не жить. Смысл жизни человека в том, чтобы жить для Бога и с Богом, ибо Бог живет для человека и с человеком. Ведь смысл существования Бога в том и заключается, чтобы быть Абсолютом для человека, быть основанием человеческого бытия и источником смысла существования самого человека. Но подробнее об этом – в последующих главах этой книги.
§
Когда волнуется желтеющая нива,
И свежий лес шумит при звуке ветерка,
И прячется в саду малиновая слива
Под тенью сладостной зеленого листка;
Когда росой обрызганный душистой,
Румяным вечером иль утра в час златой,
Из-под куста мне ландыш серебристый
Приветливо кивает головой;
Когда студеный ключ играет по оврагу
И, погружая мысль в какой-то мутный сон,
Лепечет мне таинственную сагу
Про мирный край, откуда мчится он –
Тогда смиряется души моей тревога.
Тогда расходятся морщины на челе.
И счастье я могу постигнуть на земле
И в небесах я вижу Бога!
В этих замечательных строках лермонтовского стихотворения очень тонко отражена та сокровенная мысль, которой, по существу, была посвящена большая часть этой главы: бытие мира может (и должно) мыслиться познающим субъектом как производное от бытия Бога. Но чтобы понять это, необходимо иметь определенную долю духовной и душевной состоятельности, ведь мир достаточно иррационален, а поверхностный анализ его структуры и сущности может привести к достаточно нелепым (вплоть до абсурда) выводам. Здесь приходится констатировать весьма печальный факт, что тем людям, которые оказываются не в силах узреть в окружающем их бытии продукт творения Бога (причем продукт абсолютно совершенный из всех возможных продуктов творчества), не смогут помочь преодолеть это никакие практические рекомендации. Ну что, например, из того, что некоторые из подобного рода людей, в поисках доказательства данной истины, отправляются в кругосветное путешествие по нашей планете, чтобы собственными глазами увидеть великое разнообразие и красоту ее животного и растительного миров; чтобы узреть внушительную безбрежность глубин Мирового Океана и неповторимое очарование Крыма, Кавказа, Тибета или Амазонии; чтобы ощутить чистый воздух вдохновляющих высот Гималайских гор,
Глава 3. Структура, сущность и цель мироздания.
"Изыскание о строении мира – одна из самых великих и благородных проблем, какие только существуют в Природе".
Галилео Галилей
Почему же для Бога всякая былинка бытия является самой сокровенной? Ответив на этот вопрос, мы сможем научиться воспринимать бытие мира как производное от бытия Бога на любом клочке не только нашей планеты, но и самой Вселенной. Но для этого необходимо правильное понимание сущности мироздания. Сущность же мироздания можно понять только на основании знания структуры этого мироздания.
Из предыдущей главы мы выяснили, что мировое нечто существует потому, что есть Бог, который является творческой причиной по отношению только к некоторому нечто – бытию. Всякое же остальное нечто является достоянием небытия, которое, в свою очередь, является следствием действия меонической свободы. Признание небытия, как имеющего место существования в структуре мироздания, – является отличительным признаком всей моей онтологической концепции. Таким образом, и бытие, и небытие понимаются мной как формы существования в нашем мире 1 . Из всех известных мне философов наиболее близок ко мне в данном вопросе Н.А.Бердяев, которого я считаю одним из главных своих духовных учителей. Но у Бердяева я не нахожу какой-либо иерархии небытия, хотя размышления о небытии как форме существования у этого философа предостаточно.
В философской литературе, как правило, понятие небытия мыслится как то, что не имеет существование; как нечто, имеющее свойство не быть; как отсутствие существования или отсутствие бытия. Подобное понимание небытия роднит последнее с понятием "Ничто" и делает эти два понятия ("небытие" и "Ничто") тождественными. Моя онтологическая концепция совершенно иного рода. Безусловно, что "небытие" и "Ничто" – родственные понятия, но они – не тождественны друг другу. Корень всякого небытия произрастает из Ничто, но само небытие мыслится постольку, поскольку мыслится бытие. Ведь сущность небытия заключается вовсе не в отсутствии наличного существования, а в ниспровержении существования бытия – того рода существования, который был установлен Богом. Поэтому, если существование Ничто автономно, то существование небытия гетерономно: оно получило существование потому, что бытие уже имело существование и наоборот: если бы бытие никогда не имело существования, то и небытие также никогда не могло бы иметь существования.
В контексте данных размышлений уместен вполне резонный вопрос: что же является основанием бытия или, иными словами, из чего было создано бытие мира? Ответ, который имеется на данный вопрос, поразил своей парадоксальностью не одну сотню ученых голов. Ответ этот следующий: Ничто. Само же Ничто, как уже не раз упоминалось, есть существование несуществования. И именно категория "Ничто" есть отправная точка моих онтологических размышлений.
Не нужно быть гениальным философом, чтобы заметить парадоксальную сущность понятия "Ничто". И тем не менее, Ничто имеет свою сущность. И сущность эта – в отсутствии нечто. Возьму на себя смелость сделать здесь некоторой метафизическое замечание по поводу данных размышлений. Замечание это может быть, конечно, спорным, но, как мне кажется, и имеющим под собой определенные основания. Дело в том, что не стоит забывать о том, что само Ничто имеет (или, по крайней мере, имело) существование. Существование же есть экзистенциальная категория, с помощью которой мы определяем какое-либо нечто, иными словами, всякое нечто вмещается в категорию существования. Как же тогда мы имеем право мыслить категорию Ничто как отсутствие нечто? Дело в том, что само Ничто, имеющее существование, должно нами мыслиться как определенное нечто, сущность которого – отсутствие нечто, но отсутствие не всякого нечто вообще, а лишь всякого нечто, присущего мировому существованию или, если точнее, существованию нашего мира. Постигая сущность Ничто, мы, таким образом, приходим к выводу, что тот мир, в котором нам пришлось родиться и жить, – не является одним единственным из всех возможных существующих миров и что, помимо этого мира, существует по крайней мере еще один мир – мир, которому присуще существование самого Ничто. Этот мир является по отношению к нашему миру трансцендентным (т.е. он имеет существенно другой порядок существования, чем наш мир, и является абсолютно недостижимым для нашего существования), но не смотря на это между данными двумя мирами существует определенная взаимосвязь (например, хотя бы та, что при творении Богом нашего мира был использован "материал" того мира – материал, который мы назвали Ничто) 2 .