«Философия войны«» в одноименном сборнике

Головин Николай Николаевич

Однако, в заботах о развитии авиации не следует упускать из виду принципа соразмерности с другими родами войск, дабы и в этой области не получилось засилия. Кто знает — может быть, авиация уже имеет своего врага, который горько разочарует авиационный оптимизм.

Техника должна помогать человеку, но отнюдь не обращать его в прислугу. На основании опыта следует признать соразмерным 4 аппарата на пехотную дивизию (кроме корпусной и армейской авиации).

* * *

Наряду с развитием техники теперь все большее

и большее развитие получают технические и полевые инженерные войска.

Обозы частей — боевой и материальный — дабы не связывать подвижности войск, должны сократиться, зато — увеличиться склады запасов, что должно составить предмет особых забот еще мирного времени.

Большое развитие должны получить полевые железные дороги.

Армия, воюя в известной полосе, не только не должна рассчитывать на местные средства (кроме земли, воды и леса), но государство, может быть, будет поставлено в необходимость само кормить часть населения, т. к. всякое производство здесь станет немыслимо. Лозунг — «война должна кормить войну»— в настоящее время требует к себе осторожного отношения.

Наряду с этим должно подняться значение такой высокой по своим целям организации, как Красный Крест, который широко раздвинет рамки своей полезной деятельности, и возможно, что в будущем станет единственным международным органом, которому суждено сдерживать страсти борющихся сторон.

* * *

Серьезным вопросом, вызывающим в настоящее время большие споры, является вопрос о крепостях.

История крепостей и укрепленных лагерей имеет за собою почти такую же давность, как и история войн вообще.

Как только на земле возникли вооруженные столкновения, одновременно возникла и мысль соответственным использованием местных условий получить приращение своим силам, возможно дольше сэкономить свою собственную энергию и ослабить энергию противника, заставив его расходовать усилия на преодоление всякого рода препятствий. Действия в крепостях и под крепостями впоследствии вылились в целую науку. Были целые эпохи с явным засилием крепостей, причем несмотря на то, что каждый раз, как только появлялось новое оружие, крепости переживали стадию перерождения, — все же идея о них докатилась до наших дней.

Исторический Тир, задержавший на 11 месяцев Александра Македонского. Иерусалим времен крестовых походов, артистически использованная Наполеоном Мантуа, Севастополь с его героической обороной, Плевна, Порт-Артур, Льеж и, наконец, Кенигсберг, приковавший 1 Армию (Русскую) в 1914 г., а также беспримерный в последнюю войну Верден — все это, казалось бы, слишком крупные и убедительные доказательства целесообразности крепостей во все времена и при всякой стратегии.

А между тем, еще до войны 1914 года в военной литературе уже поднимался горячий спор по вопросу о крепостях, и были далеко не легковесные доводы, которые, не отрицая за ними значения в истории, с неумолимой очевидностью доказывали переоценку значения крепостей и предрекали

их крушение.

Действительно, в сущности, история почти не знает примеров, чтобы какая бы то ни было крепость не пала, если противник этого настоятельно хочет. Как ни одна водная преграда не могла остановить решительного противника. Вопрос лишь во времени и потерях.

Защитники крепостей не отрицали этого, но хваталися за слова «время» и «потери». Пусть так, — говорили они, — пусть каждая крепость падала и падет, но она падет тогда, когда выполнит свое назначение и обойдется дорого врагу, а это все, что от крепости требуется.

Но если повнимательней всмотреться в судьбу этих всякого рода неприступных и первоклассных твердынь, то окажется, что одни из них прямо-таки вероломно не оправдали никакого назначения, кроме миллионных затрат и лишних трофеев своему противнику; другие, на осаду коих потребовалось, может быть, время, нисколько не изменили и даже не оттянули участи кампании, а третьи были, попросту, игнорированы и даже обидно не замечены противником.

Судьба же таких крепостей, как знаменитый Мец 1871 года, Перемышль, Эрзерум, Ковно, Гродно, Новогеоргиевск, Брест-Литовск и проч. по войне 1914–1917 гг. — попросту скандальна.

Что же касается крепостей, которые выставляются как положительные примеры, то при внимательном наблюдении почти всегда окажется, что причина скрыта не в самих крепостях, а в осаждавших ее войсках и руководителях.

Можно, не погрешая, сказать, что по мере усовершенствования огнестрельного оружия значение крепостей ослабляется, и если на протяжении сотни лет встретятся одна- две крепости, которые сыграют известную роль, то их нельзя возводить в пример, который, как всякое исключение, может вылиться в непоправимое заблуждение.

Главнейшие назначения крепостей заключаются якобы в том, что они притягивают на себя войска противника из боязни угрозы тылу маневрирующим армиям и затем — надежно обеспечивают фланги своих армий.

Но опыт войны и современная техника рассеяли эти надежды. Во-первых, ни одна крепость не сыграла роли ожидаемого магнита для противника и только вывела из игры многие тысячи своих войск (исключение составляет Верден); а во-вторых, в настоящее время фланги армии на известный срок может обеспечить любая железная дорога с оперирующими на ней бронепоездами, этими малыми подвижными крепостями.

В вопросе обеспечения флангов в будущем большая роль будет принадлежать особенно газам…

Защитники крепостей могут возразить, что по мере усовершенствования орудий нападения крепостное дело не стояло на точке замерзания, но также совершенствовалось и технически и тактически, что нигде техника не получала такого широкого применения, как в крепостях, и что будущей разрушительной силе артиллерии будет противопоставлено новое сопротивление материалов крепостных верков, — все же это будет, в большей части, не более как профессиональная защита.