Философия
Шрифт:
Интеллигенция - нечто неуловимое, образ ее отличен от определенности социальных групп; это не просто иное, но - "инаковое", инобытийное даже в своих вещных проявлениях; интеллигент - человек-протей, постоянно меняющий свой облик, способный на неожиданные поступки, на "оборотничество", способный вынашивать и изнашивать свои убеждения. В стабильном обществе интеллигент - это существующий рядом другой мир, альтернатива бытию, зыбкий, опасный, призрачный мир.
Такое намеренное "выгораживание", вытеснение интеллигенции за пределы действительности социально значимо. В зависимости от того, в какой фазе исторического развития находится общество, пребывает ли оно в состоянии относительного покоя, либо находится в кризисной стадии, либо входит в период упрочения
Образ романтика, мечтателя, способного увидеть за прозой будней возможности иной жизни, несколько десятков лет назад вдруг замелькал на страницах молодежной прозы, начал доминировать в самодеятельной песне. Способность хотя бы примыслить себя к иному миру, способность, ничего не разрушая, "надстроить" над существующим иную реальность, оказывается далеко не маловажным средством социально-психологической стабилизации общества. Не жить по-другому, не мыслить по-другому, но - хотя бы допустить иное в сфере воображения. Но даже на такое "удвоение" реальности общество идет с неохотой, предвидя возможное расширение и последующую политизацию сферы "инобытия".
Желание удержать человека в рамках существующей социальной реальности выражается в вытеснении воображения на "край", в необжитые человеком области, в сферу контактов с микромиром - в сферу науки, в область девственной природы. Природа в ее первозданности, витальности - поначалу кажущаяся безобидной альтернатива "регулярности", упорядочен
649
ности социума. Однако пребывание "ad marginem" (на краю) неустойчиво, воображение начинает строить обособленные от реальности миры. Возможно, поэтому романтические утопии А.Грина становятся столь популярными в застойные 60-ые и 70-ые. Мечтатели, посланцы иного, блистающего мира, преодолевающие пропасть между духом и материей, аргонавты идеала, героическими усилиями творящие чудо, обладающие тайным знанием, не разрушали безнадежно погрязший в житейском мир; они живут в параллельном мире, оттеняя устойчивость будней и создавая ощущение полноты жизни. Мир двоится, приобретая черты жизненного мира интеллигенции, где бритвенный тазик Дон Кихота порой кажется золотым шлемом. Грань между "опреде'ливанием", ограничением и "запределиванием" тонка. Увлечение творчеством Дж.Толкиена, попытки воссоздать его мир со всей фантастической атрибутикой и во всех деталях в нашей жизни - свидетельство неумолимой экспансии ирреального, его врастания в социум.
Отношение к интеллигенции, разнообразие и противоречия в ее оценках средство утверждения жизненных устоев самых разнообразных социальных групп, интересы которых часто друг другу противоречат. Для упрочения стабильности общества необходимо постоянное присутствие гипотетической нестабильности. Никто так не подходит для решения социальной задачи, как интеллигенция. Сфера ее бытия - сфера мнимостей, иллюзий, мифов, это призрачный, гипотетический мир. Но одновременно - это сфера тайного, недоступного, а порой и враждебного, которое в любой момент может нас поглотить; это второй план, изнанка бытия.
"Человек инобытия" становится опасным. На нем - "те же веревки, что и на нас, но за них нельзя потянуть". Он ходит в те же магазины, что и все, одевается, как и мы, поэтому разоблачить его трудно. Когда все идут в одном направлении, он подозрительно крадется за деревьями. Его действительность кончается накануне события и возобновляется после восстановления спокойствия. Это - человек, живущий в "пространстве андеграунда". Андеграунд - движение, которое разрушает границы бытия и небытия, которое делает ирреальное - реальным и реальное - ирреальным. Интеллигенция оказывается ненадежным союзником "нормативного" человека, из стимула социальной активности разрастается в целый альтернативный мир, обретающий модус существования.
650
Таким образом, сама действительность функций, выполняемых интеллигенцией в период "покоя", делает ее крайне ненадежным и опасным союзником официальной элиты. Отношение к интеллигенции как к иному, чуждому дополняется негласным поощрением к смыслотворчеству,
Интеллигенция и повседневность
Постоянное "грехопадение" интеллигенции, несоблюдение ею же созданных условий игры в иную реальность, погруженность в быт оказываются социально значимыми в период кризиса. Если в "нормальные", относительно стабильные периоды за интеллигенцией закрепляются область небытия, окраины социума, то в экстраординарный период предметом обсуждения оказываются "слишком человеческие", земные подробности ее бытия. Интеллигенции вменяется в вину неспособность к идейному лидерству, склонность к соглашательству, неспособность оторваться от житейских реалий. Так вытеснение области бытия интеллигенции за пределы реальности дополняется еще одним механизмом социальной изоляции, средством нейтрализовать ее опасное влияние ее же руками, критикой ее эмпирического бытия с точки зрения ею же сконструированного идеала. Как правило, отдельные представители интеллигенции не являются его живым воплощением.
Критика "мещанства", буржуазности интеллигенции, ее подверженности человеческим слабостям, несовместимым с "всечеловечностью", - излюбленный способ самоосмеяния от "веховцев" до современных авторов. Интеллигенция постоянно стремится подменить революцию нравственную революцией сексуальной, - писали С.Франк, А.Изгоев и другие авторы "Вех"; борьбу за демократические права - борьбой против социального порядка, планомерную работу - неоправданным риском. Интеллигент, считают его недоброжелатели, не может забыть себя ради цели всеобщего благоденствия, скорее, он свои личные драмы превращает в драмы мировой истории, не под
651
чиняет свое маленькое "я" высшим ценностям, а стремится увековечить свои слабости, утверждая их "родовой", общечеловеческий характер. Так, индивидуальные особенности характера Ж.-Ж.Руссо, его постоянные колебания между эмоциями и дискурсом, между разумом и безумием стали источником реального революционного безумия: социальный безумец Робеспьер - порождение любования своим "личным" безумием Руссо.
В своей ранней работе "Мещанство и индивидуализм" А.В.Луначарский считает "мещанство", буржуазность родовой характеристикой интеллигенции. Хотя индивидуалистические пристрастия интеллигенции внешне разительно отличаются от "эталонного" мещанства, дело лишь в многоликости этого феномена. Мещанство, говоря современным языком, это ценностная ориентация не на "быть", а на "иметь", индивидуалистически-гедонистическая ориентация, на одном полюсе которой - условно-договорные отношения с окружающим, дух соглашательства, на другом - ультраиндивидуализм, непомерное расширение сферы собственного "я", агрессивный дух.
Подобного рода аргументы звучат и в наши дни. По мнению В.Ф.Кормера, за прошедшее время интеллигенция не только не изжила, но и сгустила, сконцентрировала, любовно культивировала в себе качества двойственности, буржуазности, эклектизма, гедонизма, эстетизма, доведя их до "типа бытия" [1]. Тяга к благополучию сопровождается оппозицией по отношению к власти, гедонистические ориентации - электрическим спиритуализмом, "ставкой на Бога". Интеллигенцией попеременно овладевает то дух химеры, то дух рутины, что лишает ее деятельного импульса, делает ее бытие болезненным и призрачным, "клиническим". Настроение это выражено в стихотворной строке: "Мы - дети полдорог, нам имя - полдорожье" (А.Вознесенский. "Предсмертная песнь Розанова"). Другими словами, тип бытия интеллигенции, определяемый содержанием ее деятельности, отделяет ее от ею же провозглашаемых идеалов, такое широко распространенное заведомое принижение образа интеллигенции не случайно. Вполне естественное расхождение "должного" и "сущего" становится объектом пристального внимания и широкого обсуждения, интеллигенция существует в