Философская лирика. Собака из лужи лакает небо

Белов Валерий

О пощаде его бесполезно молить.

Прелесть жизни несут озорные потоки,

Захлестнула меня их шальная струя.

Как бы ни были наши похмелья жестоки

И ужасны пороки – в них суть бытия.

Про кирпич и Божий бич

Что занесён над каждым Божий бич,

Вершащий суд свой в мановенье ока,

Про то, как можно сгинуть и не охнуть —

Мир должен помнить, глядя на кирпич.

Не

просто так по прихоти своей

Он скатится на голову зеваки.

Лишь тайные увидев в небе знаки,

Он заповедь нарушит – Не убей!

С рождения прошёл он сквозь огонь.

Подъёмником доставленный на крышу

Он будет ждать покорный и притихший,

Когда рукой, бедром или ногой

Незримый жест пошлёт его в полёт.

Обычный человек в рабочей робе

Без умысла кого-нибудь угробит

Из тех, кто вверх лица не задерёт.

Но есть у кирпича своя беда —

Не оказаться вовремя на крыше,

Не выполнить назначенное свыше,

И не оставить о себе следа

Среди других, расколотых на треть,

На свой подъёмник в небо опоздавших…

А нам, случайной смерти избежавшим, —

Лежащим кирпичам Осанну петь!

Локтем в живот иль ногами вперёд

Нам чувство локтя, как фактор решающий

Для процветания, жить не даёт.

Очень знакомо оно сотоварищам:

Локтем в живот – не ногами вперёд.

Хоть бы и так… Не одни мы на глобусе,

Чтобы разнежиться и загорать.

Место под солнцем – окошко в автобусе,

Сесть не успели – извольте стоять.

На ногу чью-то встав непреднамеренно,

Люди при этом не дышат ровней.

Если невротик забился в истерике,

Нервам соседей не стать здоровей.

В кипише общем, издёрган и выпивши,

Катит народ из Гоморры в Содом.

Вот и доехал ты, друг мой не выпавший,

В город-пустырь под названьем Дурдом.

В том мегаполисе с глупым названием,

Что надоело, как детям драже,

Хата твоя та, что самая крайняя,

Разницы нет, на каком этаже.

Даже рассудком отъехавши в сторону

И отрешившись от бед и тревог,

Не поддавайся суждению вздорному,

Что хата с края вдали от дорог,

От переездов, где мчатся истории

Локомотивы, сбивая с пути

Тех, кто задумал с кондуктором спорить и

Место в автобусе не оплатил.

Жить для себя – это так, тем не менее

Ты осознать это должен, старик —

С

каждым ушедшим твоим соплеменником

Жизнь и твоя сократилась на миг.

И как итог, в опустевшем автобусе

Некому будет толкаться в пути,

А сам автобус с покатого глобуса

Сбросит взбесившийся локомотив.

Нам чувство локтя – не фантасмагория

И не ужастик, что спать не даёт.

Выбор у нас, если верить истории,

Локтем в живот иль ногами вперёд.

Автограф наших неудач

Сперва мельчают интересы,

Затем тускнеет жизни цель.

Не скрыть вчерашнему балбесу

Следы унынья на лице.

Былых сражений флибустьеры

Не вспоминают мать твою…

В непритязательности серой

Себя меж ними узнаю,

Иные вылиняли краски…

Невзгод житейских ураган

В себя вмещает под завязку

Вином наполненный стакан.

Немало мы всего хлебнули…

Когда окончится вино,

Мы, осушив напариули,

Увидим собственное дно,

Где сквозь находки и потери,

Муть дней былых и прочий срач,

Чем жили мы, удостоверит

Автограф наших неудач.

О посмертном признании

В согласии с законом мирозданья,

Которому альтернативы нет,

Стремление к посмертному признанью

В ребёнке формируют с малых лет.

Прилежные – те строят свои планы

И делают, что взрослые велят.

А кто из нас особо бесталанны

Об этом даже думать не хотят.

Живут, как бог им на душу положит

«Здесь и сейчас», в конце, но в полный рост.

А как из задних в первые возможно

Им вырваться – поведает Христос,

Научит жить в согласии с Заветом.

Бессмертье ждёт того, кто заслужил…

Но нужно ли признание посмертно

Тем, кто при жизни им не дорожил?

Когда в твоих ладонях целый мир

Из чаши полной радостей, страданий

Одним дано испить, тебе ж – хлебнуть,

В конечный пункт прибыть без опозданий,

Не зная, где кончается твой путь.

В поту холодном кто не просыпался.

Но если ты, забыв про Часослов,

Как в фильме «Остров», смерти испугался,

То значит к встрече с Богом не готов.

Когда же ты не схимник, не отшельник,

Затерянный в глазницах чёрных дыр,