Филумана

Шатилов Валентин

Но это было невозможно в окружающем шуме грозы. Как и наша попытка соблюсти конспирацию.

В зале для господ, куда нас провел сумрачный чернобородый мужик, хозяин этого заведения, в печальном одиночестве сидел, потягивая вино из высокого стакана, субъект весьма неказистого вида. Но с очень горделивой осанкой.

– О! – только и сказал Михаил.

Субъект же сказал много больше, торопливо поднимаясь нам навстречу: – Здравы будьте, Михаил Никитович! И жена ваша, Наталья Вениаминовна! Сердечно рад свидеться и благодарю Бога за случай, что свел нас в этом поистине медвежьем углу! – сообщил он, сладко улыбаясь и подбегая с поклоном.

Думы же у него были пугливы и беспокойны, он боялся сразу всего:

и того, что князь Квасуров будто бы в опале, а потому встречаться с ним – недобрый знак, и того, что с княгиней Шагировой тоже надо держать ухо востро, хотя она вроде и обласкана самим царовым величием —даже гонцами к ней посылают не абы кого, а князей, однако темна вода во облацех и что-то нечисто вокруг новоявленной княгини… А еще одна боязливая мыслишка, что все время елозила в его голове с засаленными волосами, стриженными «под горшок», касалась уже его собственной миссии, коей надлежало быть секретной, а вот же – привел Господь встретиться… А с такими встречными господами какие уж секреты теперь…

– И вы здравы будьте, лыцар Лукьян. Я-то вас знаю, а княгиня, поди, не ведает, кто ее приветил, – попенял Михаил лыцару.

Тот вытянулся в струнку и, преданно поедая меня глазами, отчеканил: – Лыцар Кевролевского княжества Лукьян Стрешнев! – И добавил, уже сутулясь и ласково косясь на Михаила: – А с супругом вашим, княгиня, я давнее знакомство имею! Неоднократно сопровождал в Киршаг кевролевского князя Петра Траханиотова. Еще когда батюшка князя Михаила Никитовича князь Никита Квасуров был жив. И сам князь Никита частенько заезживал к нам, в Кевроль, к князю Петру.

– И давно вы, лыцар, от князя Траханиотова будете? – лениво поинтересовался Михаил, помогая мне снять намокшую накидку с капюшоном. – Как там, в славном городе Кев-роле, – все ли в порядке?

«Ой, что делать? – затрепетал лыцар Лукьян. – Сказать „недавно“ – а он, может, слыхал что про князя Петра… Сказать „давно“ – тайну нарушить… Да уж нарушил ведь – все одно теперь…»

Решив, таким образом, говорить правду, лыцар повеселел и затараторил: – Ох, давно я видел светлый лик князя Петра! И в Кевроле не был давненько. Все дела, дела, все поручения – мотаюсь из конца в конец, по лесам, по полям. Яко серый волчище-одичал уж весь…

– Ой ли? – усмехнулся Михаил, присаживаясь к столу. – Вы, лыцар, всегда знамениты были остротой и затейливостью ума. Уж, помню, как горазды были на выдумку, на ухищрения всяческие!

– Это —да, – потупил глазки Лукьян, как от приятного комплимента. – За то меня князь Петр и отличал! – А теперь, что ж, не отличает? – заинтересовалась я. – Почему это? – всполошился Лукьян. – Меня и сейчас князь Петр любит! Возможность княжеской немилости его очень волновала. – Так вы ведь говорите, что не видели его давно! Надо ли так понимать, что отстранены вы теперь от персоны князя? – настаивала я, подливая масла в огонь Лукьяновых страхов

Особо раскатистый удар грома заставил лыцара вздрогнуть и поежиться.

– Нет-нет! – замотал он головой, отгоняя наваждение опалы. Я всегда выполняю самые важные и щекотливые поручения князя!

– Какое же сейчас? – невинно поинтересовалась я.

Прелесть моих вопросов в том, что я немедленно получаю ответы, а потом долго выслушиваю отговорки.

Вот и сейчас: у Лукьяна быстро промелькнули в голове все обстоятельства отъезда из Вышеграда, наказы, данные князем Петром, конечная цель путешествия (ого! а у Траханиотова, оказывается, под Кевролем железоделательный заводик имеется), но вслух верным лыцаром было произнесено нечто обтекаемое и невразумительное: – Бью челом, матушка княгиня, только поручений разных всяких столько – всех и не упомнишь… Воля князя Петра прихотлива и многообразна, не мне с моим скудным умишком запоминать все – выполнил да и забыл, уж не прогневайтесь, матушка…

– А-а, –

равнодушно протянула я. Поднялась, демонстративно подавив зевок. – Пора уж на отдых. Завтра-то опять в дорогу… В какой горнице почивать будем?

Князь Михаил сразу понял намек, и мы с ним удалились.

Горница нам была выделена не очень большая, но чистая и даже с широкой кроватью, а не просто с лавками у стены.

– С хитроумным Лукьяном надо поговорить подробнее, – на всякий случай шепотом сообщила я князю. – Ездил он не просто по княжеской блажи, а с очень подробными наказами. Свой Поротовский заводик Траханиотов (ну и фамилия же!) велел срочно расширять. К трем домнам добавить четвертую и еще одну кузню срочно соорудить. А в каждой домне у него заведено по два горна плавильных, а у каждого горна по два меха больших. Производство немалое. Большое село к заводику приписано для обслуживания. Да к нему приселок, да шесть деревень. А когда добавится еще новая кузня, в которой приказано установить семь колес водяных из самого крепкого дерева, на валах, обитых железными обручами, да пять колес меховых, да три молотовых, – тогда выход продукции почти удвоится. А какая у этого заводика продукция?

– Известно какая, – хмуро вздохнул Михаил.-Поротовский заводик князя Петра издавна своими секирами славится. И по мечам у него хорошие мастера имеются. А ежели всего этого вдвое больше станет… Да уж, князь Петр, кажется, к войне всерьез готовится.

– Добавь к этому, что твой князь и распоряжения о сборе всего кевролевского войска дал – в придачу к той небольшой дружине, с которой сейчас стоит под Вышеградом.

– Плохо наше дело, – покачал головой Михаил. – Одного войска князя Траханиотова достаточно, чтоб мою дружину всю положить в честном бою… Что же до фамилии… Траханиото-вы – славный род, тут ты не права. Если б не случайность (а может, судьба), как раз род Траханиотовых мог царствовать нынче… Так что иметь такого противника почетно, но и смертельно опасно.

– А вот узнай – противник ли он?

– Как это? – озадачился Михаил.

– Да так. Сдается мне, что наше юное царово величие сделало большую ошибку, собрав всех князей в кучу. А все от своей средневековой необразованности. Темнота, она, конечно, друг молодежи, но враг царей. Знал бы цар историю – хотя бы того государства, из которого его предки в эту землю пришли, – никогда бы такой ошибки не сделал!

– Ты о чем это? – заинтересовался Михаил.

– А о том, что социальная надежность вашего государственного устройства меня и раньше смущала, а теперь – по некоторым отзвукам мыслей в голове хитромудрого Лукьяна, верного пса своего чванливого князя, – создается у меня ощущение, что государственность ваша вообще на грани развала.

Михаил молча смотрел на меня.

– Ну что тут непонятного? – всплеснула я руками. – Вот скажи: зачем вам, князьям, нужен цар?

– Чтоб всех в целостности держать, – осторожно, опасаясь ошибиться под моим строгим взором, проговорил Михаил.

– Умница! – подбодрила я, – А зачем эта целостность нужна? – И, не дожидаясь ответа, заторопилась. – По большому счету – для двух вещей: обороны от врагов и создания единого экономического пространства на всей территории государства. – Какого пространства? – Экономического, не сбивай с мысли. Вот ваше государство и было создано на пике войны с нечистью и для нужд всеобщего товарообмена. Но это все было пятьсот лет назад. С тех пор больше ни один внешний враг не показался на горизонте – военная необходимость единого государства отмерла. А экономическая необходимость… История феодализма везде, в том числе и в России, одинакова: сначала единение земель под властью какого-нибудь успешного полководца, затем феодальная раздробленность, распад уделов, когда каждый князь сам у себя хозяин и вполне экономически самодостаточен…