Финал новогодней пьесы
Шрифт:
Он шумно возился у нее за спиной, тяжело дыша, словно после марафонской пробежки, и тихо приговаривая что-то сквозь зубы на своем языке. Оглушительный визг пружин скрипучей кровати, звучный вздох огромного физического облегчения.
– Значит, так, – снова заговорил он, – надо срочно позвать Анджея. Спустись на второй этаж, номер точно напротив нашего, не дай бог, перепутаешь! Спросишь господина академика Стойчикова, пусть бежит сюда немедленно, чем бы он там не занимался. Скажешь, я зову. И не смотри!
Не отрывая взгляда от стенки, Марша набросила поверх ночной рубашки
– И пусть возьмет инструменты! – догнал ее голос профессора.
Какие еще инструменты?…
Она сбежала по лестнице, столкнувшись с лысым стариканом-биохимиком из соседнего номера, не преминувшим откровенно заглянуть за глубокий вырез ночнушки, несколько секунд постояла в коридоре на втором этаже – тут двери располагались зеркально по отношению к третьему, и было не так-то просто сориентироваться, – и забарабанила в люкс, хотя в первую же секунду почему-то поняла, что там никого нет.
– Господин Стойчиков!
Тишина.
Она повернулась, взбежала вверх и, влетая в номер, едва не споткнулась о что-то, неожиданно подвернувшееся под ноги.
– Его там не…
Она осеклась.
Это что-то под ногами – была полная миска бледно-красной воды. Полупрозрачными медузами плавали в ней клочья расползшейся ваты, и еще несколько таких тампонов лежали на краю миски, пропитанные темной кровью.
– Я сказал: не смотри! – взвился профессор, метнувшись к Марше и за руку оттащив ее в другой конец комнаты. – Сиди на своей кровати и не оборачивайся, для тебя тут нет ничего интересного! Как его там нет?! Ты хорошо постучала? А-а, да…
Она услышала, как Дейл Арриго заскрежетал зубами и по-южному гортанно выругался.
– У них сегодня закрытие секции с банкетом, – с невыразимой ненавистью в негромком голосе пояснил он. – Все, труба. Не выживет.
Марша широко раскрыла глаза. Не оборачиваться. Но…
– Кто не выживет?!
– Не твое дело!!! – заорал профессор так, что она даже вздрогнула. – У тебя ребенок! Мне кажется, ты все время об этом забываешь! Думай о ребенке и не лезь в чужие дела!
К горлу подступил горький ком, глаза защипало, вновь запульсировал в груди клубок необъяснимой тупой боли. Почему нельзя смотреть?
И почему можно обижать ее?
Беспомощно, глотая слезы, она проговорила:
– Не смейте кричать на меня… Позвонили бы лучше туда, где банкет, пускай позовут вашего Стойчикова…
Резкое порывистое движение за спиной, гулкий лязг сорванной с рычага телефонной трубки. Автоматная очередь набираемого номера.
– Алло? Срочно найдите мне академика Анджея Стойчикова, он среди приглашенных на банкет! Срочно, я сказал! Это профессор Дейл Арриго из института Санта-Альба, и если вы немедленно не… черт, что ж они там копаются… Анджей! Живо в гостиницу, заскочишь к себе за инструментами и сразу в мой номер, помнишь, где? Да, прямо сейчас, да, необходимо!… Не телефонный разговор…
Усталый короткий звон – трубка упала на рычаг.
Глубокий вздох.
Слезы неудержимыми едкими каплями текли по щекам, пока рука профессора не приложила к ее глазам край пододеяльника.
– Извини. И не оборачивайся, я тебе и так объясню, – тихо сказал он. – У меня на кровати лежит человек, он тяжело ранен, тебе вредно такое видеть. Ему необходима операция, я надеюсь, что Анджей успеет. Он был когда-то отличным хирургом, доктором без персонального кладбища, и ушел в чистую науку, когда потерял первого пациента…, – профессор оглянулся через плечо. – Если этот думает умирать, хоть бы загнулся до приезда Анджея, он же не выдержит второго раза… Черт, и еще банкет!…
– Кто этот человек? – глядя в стену, спросила Марша. – И почему бы вам не отвезти его в больницу?
Арриго взял ее лицо в руки и резко развернул к себе, широкой коричневой ладонью закрывая боковой обзор. Она видела только его глаза, два пронзительных черных угля под мохнатыми бровями.
– Вот что. Анджей – мой старый друг, ему я доверяю как себе. Тебя я почти не знаю, но раз уж ты здесь оказалась, придется и тебе довериться. Никому не говори, что у нас лежит раненый. Иначе у него будут крупные неприятности, а он… клянусь, он их не заслужил!
Она кивнула, непроизвольно опустив взгляд. Сегодня в обед профессор переоделся в элегантный серый костюм с металлическим блеском, с ослепительно-белой манишкой и стальным галстуком, который Марша уже привычно сама завязывала на нем…
Галстук всего лишь съехал набок. Пятна на манишке были кирпично-бурые, заскорузлые, а по всей правой стороне костюма – просто темные, еще влажные и, наверное, липкие… Марша заметила, что край воротника ее халата тоже окрасился красновато-коричневым, и ее замутило.
Дейл Арриго стремительно встал, дернул ее за руку, увлекая за собой, быстро провел через номер, не давая взглянуть на свою кровать, и чуть ли не впихнул в туалет.
Она еще была там, когда раздался дробный стук в дверь номера, скрип створки и приглушенный голос с легким акцентом:
– Что стряслось, Дейл?
И встречный вопрос вместо ответа:
– Много ты успел выпить на своем банкете?
И уже не совсем вопрос:
– Операция?…
Марша вышла и сразу же лицом к лицу столкнулась с невысоким человеком во фраке, седым и морщинистым, на вид лет на двадцать старше Дейла Арриго, – если бы не совершенно прямая осанка и четкие, безупречно скоординированные движения. И еще круглые прозрачные глаза не то ребенка, не то святого. Академик Стойчиков смущенно кивнул ей и перевел взгляд на профессора.
– Она беременная, – бесцеремонно бросил Арриго. – Ее надо убрать отсюда.
И тут Марша увидела…
В общем-то, почти ничего. Их фигуры закрывали ей обзор, но за ними угадывалось распростертое на постели тело мужчины. И совсем близко – загорелый подъем ноги между кроссовком и штаниной потрепанных джинсов.
Анджей Стойчиков шагнул вперед.
– Вот ключи от моего номера, госпожа, – сдержанно произнес он. – Прошу вас, посидите пока там. Это на втором этаже…
– Она знает, – перебил профессор.