Финал
Шрифт:
Глава 21
Лилли
Третий день моего протеста. Я просыпаюсь от ругани в комнате. Не успеваю я и глазом моргнуть, как меня поднимают и выносят за дверь. Мои ноги волочатся по полу, вялые и тяжелые. Мы возвращаемся в сырой бетонный бункер, который был моей первой тюрьмой.
Меня заставляют сесть в кресло. Яркий свет ослепляет меня. Я вижу достаточно, чтобы различить знакомые очертания штатива и камеры. И мигающий красный огонек. Всегда,
– Ты приняла таблетки?
– требовательно говорит голос.
Этот голос принадлежит лидеру со шрамом. Я поворачиваю к нему лицо, как только могу, и плюю в ответ.
– Шлюха!
– кричит он.
Он бьет меня. Я вскрикиваю и падаю на пол.
– Подними ее, - рычит он.
Меня поднимают. Как только я выпрямляюсь, меня снова бьют, по другой стороне лица. Я падаю в противоположную сторону.
– Опять, - повторяет он, меня поднимают и усаживают на сиденье.
Я съеживаюсь в ожидании удара и боли. Пощечина ослепляет меня. Я падаю и вижу звезды.
– Три раза по три таблетки, - говорит он мне.
– Ты видишь камеру?
Он отворачивает ее к пустому углу.
– Она всё засняла. Теперь все, что она услышит - это крики шлюхи.
Двое мужчин прижимают мои плечи к полу, в то время как их лидер поднимает мою одежду, сбрасывает штаны и начинает насиловать меня.
В темноте я теряю всякое чувство времени. Мой сон очень чуткий. Мое бодрствование - это страдание. Смутное желание растет глубоко внутри меня. Потребность в подчинении. Необходимость уступить. Естественное желание превращается в безумие, овладевающее моим разумом, я чувствую, как оно растет. Демоническая форма поглощает меня из чрева, высасывая мою силу и ломая мою решимость.
Плач - нет, крик раздается среди ночи. Мой плач. Мой крик. Они включали звуки моего изнасилования снова и снова на протяжении бесконечных ночей. Сейчас вообще ночь? Я не знаю. Я так устала. Мне так одиноко. Я распадаюсь на части, и безумие овладевает мной. Именно в такие моменты животное желание сдаться становится почти ненасытным.
День 10
Последний день моего протеста. В последний день мне предоставляется выбор. Хью, Роза и Эстебан входят в мою комнату. Я съеживаюсь от света по другую сторону дверного проема. Они оставляют дверь открытой. Сквозь нее я вижу трех охранников. Тот, что со шрамом. Громила. И неизвестный, молчаливый третий. Роза подходит ко мне первой. Она опускается на колени и гладит меня по руке.
– Боже, боже, боже, - бормочет она.
– Посмотри, как низко ты пала.
– Я никогда не буду принимать твои наркотики, - выплевываю я, глядя на нее, Хью и Эстебана.
Ненависть наполняет меня. Роза выглядит удивленной.
– Нет?- спрашивает она.
– Думаю, я смогу найти способ убедить тебя. В конце концов, ты очень одинока.
– Иди к черту.
– Не я, моя дорогая, - говорит она.
– А ты. Достаточно скоро. Достаточно скоро.
Она встает.
– Принеси камеру, - говорит она.
Громила заносит штатив вовнутрь. Тот, что со шрамом, насильник, управляет ею. Эстебан смеется на заднем плане, Роза садится рядом со мной и кладет мою голову себе на колени. Я слишком слаба, чтобы бороться. Затуманенными глазами я наблюдаю, как она обращается к камере.
– Здравствуй,
– Посмотри, кто у меня здесь. Это твоя драгоценная Лилли-цветочек. Не так ли? О..., - она строит гримасу.
– Но сейчас она уже не так красива. Правда? Бедняжка.
Она гладит меня по щеке. Я шиплю и отстраняюсь. Роза улыбается.
– Какие мы нежные, - говорит она.
– Представь себе. Девушка, которую ты обучил кончать по твоему требованию, не желает, чтобы ее трогали.
Я смотрю на нее, охваченная недоверием. Она смотрит на меня сверху вниз и делает жалостливое лицо.
– Да, да, - говорит Роза.
– Я знаю все о ваших интимных отношениях. Чарльз любил меня. Ты помнишь?
Сейчас она разговаривает и со мной, и с камерой.
– Ты, мистер Стоунхарт, дал ему доступ к камерам. Как сказал мне мой дорогой Хью, твоим недостатком, твоей самой большой слабостью было то, что ты был слишком доверчив, - смеется она.
– Ты думал, что в безопасности в своем замке. Отгородился от всего мира. Невосприимчив к чувствам и другим недостаткам обычного человека. Но я была там все это время. Разве не так? Ты думал, что сделал меня своей зверюшкой.
Она откидывает волосы назад и смотрит прямо в камеру.
– Но как я учила тебя в ту ночь, когда сделала тебя мужчиной, маленький Джереми, я - женщина, которую нельзя приручить. Не таким образом. Никогда.
Она смотрит на Хью и жестом приглашает его подойти. Я смотрю на все это сквозь тяжелые веки, слабыми, сонными глазами. Я действую из последних сил, которые у меня остались. Мне кажется, что я едва жива. Хью присоединяется ко мне и Розе перед камерой.
– Привет, сынок, - говорит он. Он смотрит на меня сверху вниз.
– Боже мой! Но эта сцена кажется мне ужасно знакомой. Я снова держу в своих руках жизнь женщины, о которой ты заботишься. И снова я даю тебе пистолет. Я написал сценарий. Тебе решать, что ты будешь делать с этим. С одной стороны, - говорит он, - у тебя есть твоя маленькая Лилли-цветочек. Бестактное прозвище для зверюшки, надо добавить. Я всегда так думал. Но..., - он облизывает губы, - ... я был не в том положении, чтобы дать тебе знать.
Он смеется.
– Теперь я.
Хью подзывает Эстебана.
– Эстебан, мой мальчик! Подойди и поздоровайся. Моему сыну нужно показать, какой серьезный просчет он совершил, когда уволил тебя как слабого.
Эстебан гордо выпрямляется, его плечи откинуты назад, в глазах безумный блеск.
– А теперь мы снова все собрались здесь, - говорит Хью.
– Я. Роза. Эстебан. И четвертый, самый важный член нашей партии.
Он поднимает мою голову своей жилистой рукой.
– Лилли Райдер.
Следующим говорит Эстебан.
– Как ты видишь, мы находимся в сильной позиции. Хью сказал Розе, что ты слишком доверчив. Но знаешь, в чем, по-моему, твой главный недостаток? Высокомерие. Американское высокомерие привело Лилли сюда. Высокомерие, которое позволило тебе дать мне достаточно времени и пространства, чтобы стать твоей погибелью. Высокомерие, позволившее моим людям вызволить Хью из того ужасного дома престарелых, куда ты его запихнул. Высокомерие, которое заставило тебя думать, что вознаграждение в двадцать миллионов долларов позволит усомниться в доверии к моим людям, - смеется он.
– Или сейчас уже сорок миллионов? Честно говоря, мы потеряли счет.