Финишная прямая
Шрифт:
Моя сестра идеально подходила в семейную идиллию. С ней можно было и в огонь и в воду, веселой, остроумной, озорной. Как семья Бергеры, отец, мать, дочь и сын были очень счастливы.
Мой отец был арестован 9 августа 1994 года в Киферсфельдене. Киферсфельден — пограничный город на немецкой территории. На другой стороне — Куфштайн и Вергль, все это считается нижней долиной реки Инн и тесно связано друг с другом. Отец был на ужине у бургомистра, когда жандармы очень вежливо попросили его выйти и почти извинились за то, что они, к сожалению, должны его арестовать. Он был препровожден в
Я был на яхте в Сен-Тропе, там же была и Клаудия. Позвонила мама и рассказала об аресте. Хотя я был очень сильно сбит с толку, но подумал об этом только как о забавной путанице, которая должна быстро разрешиться.
Сначала я уловил следующее. В бизнесе моего отца, оперирующего по всему миру, вполне могли оказаться несколько контактов различного рода, обстоятельства которых нужно было вначале проверить. Бизнес стал интернациональным. У отца не было боязни новых контактов, и он считал себя способным на многое. У него было также честолюбие игрока, который хотел бы стать особенно ловким. Если что-то пошло не так, вполне могло случиться, что он из-за простого контакта с одной из таких фигур попал в сферу интересов прокуратуры.
Между тем нам стало с неутешительной стороны известно o делe Рамозера. Обыск в доме отца хотя и стал достаточно тревожным сигналом, но мы считали его максимумом всех неприятностей. Одно требование немецких чиновников явиться на допрос отец не выполнил, поскольку его адвокат заявил о возможности вполне провести его и в Австрии. Так что он без опасений вновь поехал через границу, как почти каждый день, поскольку в Киферсфельдене у него тоже было предприятие.
Я полетел в Штутгарт, где производились первые допросы участников процесса. После разговора с адвокатом я был убежден, что через два-три дня мы вытащим отца.
Подозрение против него было следующее. Мнимой готовностью инвестировать в предприятие по производству деревянных профилей в швабском городе Троссинген он якобы поддержал махинации итальянца Джанфранко Рамозера. Рамозер задумал аферу со стрoительством этого завода и выманил при этом у немецкого банка кредит в 17,5 млн. марок. В действительности Рамозер еще до того имел существенные долги перед моим отцом (по лизинговым сделкам и распродаже грузовиков). Так следствие подозревало заинтересованность отца в получении Рамозером денег.
Через несколько дней Йоханн Бергер отнюдь не был на свободе, и я стал подумывать, что дело может затянуться.
Что касается атмосферы общения, это была катастрофа. Столь избалованная звезда, как я, с такими жизненными аспектами никогда до этого не сталкивалась. Вот вдруг — тюремные ворота, и вместо «Здравствуйте, господин Бергер!» слышишь «Ждите, пока Вас не вызовут». Недостойные постыдные обстоятельства встречи с отцом, вместе с ежесекундно бдящими надзирателями. И как обливалось кровью сердце при прощании, поскольку я не мог ему помочь.
Вначале у меня были некоторые сомнения, не сам ли отец виноват в своем бедственном положении. Может быть, он слишком уж схитрил, сунул нос куда-то и не высунул своевременно?
Но чем больше я засовывал свой собственный нос в это дело, тем больше погружался в невероятное
Очевиден был, во-первых, крупный трюк в общем-то посредственного мошенника. Он хотя бы потому не мог принадлежать к высшей лиге, поскольку был уже осужден и перемещался между немецкими, французскими и швейцарскими тюрьмами. Повсюду на него был спрос. Но все говорило о связях с высшим эшелоном, также и тот факт, что все 17 миллионов марок исчезли, как по волшебству. Раз некоторые следы вели в Италию, недалеко было и предположение о связях с мафией, во всяком случае, об этом открыто говорилось.
Очевидно было также, что немецкий прокурор решил играть по-крупному. Он помешался на том, что «главным мозгом», который, так сказать, управлял Рамозером, должен был быть Йоханн Бергер.
Большое болото возникло также из-за ошибок второстепенных участников. Это был прежний адвокат моего отца, это были, прежде всего, служащие обеспечившего кредит банка, которые сыграли странные роли, это был один известный архитектор с ошибочными строительными отчетами. Так друг на друга наложились большой удар и маленькие мошенничества.
И в центре всего — мой отец, который во всей этой игре единственный обладал двумя качествами: он был уязвим, и он обладал существенным состоянием, на которое можно было обратить взыскание. Иначе уже давно вся сущность этого дела, «конструкция» которого восходит к 1989 году, испарилась бы.
Ситуация развивалась настолько абсурдным образом, что было невозможно предположить, когда будет (и будет ли вообще) предъявлено обвинение. Между тем мы беспокоились за здоровье отца. Годом ранее ему удалили надпочечник, причем в крови были обнаружены опухолевые клетки. С тех пор он был под постоянным врачебным уходом, который теперь полностью прекратился. Даже такие простые вещи, как взятие крови, приравнивались к делу государственной важности. Было непостижимо, с каким рвением прокурор затягивал обследование специалистом по опухолям из Мюнхена (между делом приходила немецкая военврач и сказала после визуального контакта: «С ним все в порядке»).
Все это дело затрагивало меня еще и потому, что я не мог полностью выбросить его из головы во время работы. Какой смысл работать в зале, приводя в движение тренажеры, вместо того, чтобы еще большие рычаги привести в движение для освобождения отца, который нуждался в срочном медицинском обслуживании?
В таких ситуациях Ferrari не сравнить ни с кем. Ты нигде не найдешь большего понимания по личным проблемам, к тому же касающимся семьи. Я мог поплакать в жилетку как у Монтеземоло, так и у Жана Тодта, оба оказывали большую помощь.
Как в плохом сценарии, нас неизменно преследовали неудачи. При подаче жалобы в земельный суд выяснилось, что наш адвокат пошел на тайную сделку с прокурором (как в Америке, половинное признание / пoловинное наказание), что для отца просто не могло быть предметом разговора. И вот у нас новый адвокат, незадолго до напрасно ожидаемого освобождения. И тут прокурор достает какой-то чек и говорит, а этот миллион откуда? Это вообще не касалось отца, как выяснилось вскоре, но освобождение вновь накрылось медным тазом.