Финт покойной тети
Шрифт:
Ночью Леша пытался открыть в сексе новую позу, но мне настолько надоело неудобное положение, при котором одна нога на весу, а другая затекает, что я попросила его расслабиться и сама расправилась с ним традиционным способом, любимым мужчинами.
В девять часов утра Алексей открыл дверь, в которую настойчиво звонили, и жалобным голосом заорал: «Настя!» Я выехала из ванной. В коридоре монументально громоздилась Татьяна Степановна в куполообразном темном пальто шестьдесят восьмого размера.
— Ну что, молодые люди, будем облегчать себе
Леша смотрел растерянно:
— Вы из секты? Из адвентистов пятидесятого дня?
Тетка, задвинув под табуретку своего обкормленного полупуделя, строгим голосом выговорила ему:
— Я насчет адвентистов не знаю, я для домашнего хозяйства. Магазин, щи суточные, котлеты натуральные. А также уборка помещений и выгул собак.
Леша оживился, услышав про «котлеты натуральные», а мне понравился «выгул собак». Теткин пес, облезлый от старости и перекорма, зарычал на настойчивое внимание Стервы. Она спряталась за кресло, испугалась. Зорьки на этого пенсионера не было.
— Сколько? — деловито спросил Алексей.
— Сто долларов. — Татьяна Степановна была все так же сурова. — Это без сверхурочных. А если праздник какой, день рождения или, не дай бог, свадьба, тогда отдельная сумма плюс продукты за вредность.
— Святое дело за свою вредность дары получать. — Алексей заложил ленинским жестом пальцы за жилет и выбросил вперед правую руку. — Согласен, голубушка. Прямо сейчас и начнем. Прошу на кухню, составим список продуктов для заполнения холодильника.
Татьяна Степановна поймала «ленинскую» руку и пожала ее. Скинув войлочную безразмерную обувку, прозванную населением страны «прощай молодость», она босиком прошествовала на кухню. Алексей пошел за ней, обернулся, подмигнул мне, я поехала следом.
Леша диктовал список покупок, а Татьяна Степановна уточняла лимит стоимости по каждому пункту.
В коридоре она засунула в карман пальто список пунктов эдак на пятьдесят и подтянула к себе за поводок оробевшую Стерву. Леша, не прекращая объяснять на ходу, почему он предпочитает домашнюю пищу, взял Татьяну Степановну под локоток, ногой отпихнув лысого пуделя в сторону, и повел «дорогую помощницу» знакомить с «еще одним членом экипажа, милым псом» на четвертом этаже.
Интересно, Татьяна Степановна сразу откажется или попытается за несколько дней сладить с собачьей упряжкой?
Через два часа собаки были выгуляны, а холодильник забит продуктами под завязку. Алексей уехал на работу. У меня в комнате сидели Эдуард Арсенович с мамой. На побледневший синяк доктор внимания не обращал, посоветовав размазать на этом месте сырой пельмень, его больше волновала коленка. Он выдернул из конструкции большинство иголок и баночек с лекарством. Тонким стальным прутом тыкал в мышцы и, если я орала от боли, радостно кивал в сторону мамы.
— Прекрасно. Все живое. Значит, так, деточка. — «Деточка» тоже относилось не ко мне, а к маме. — Походим денька три в таком ассортименте, затем снимем все медикаментозные
— Может, не надо?
Я стащила со стола металлический прут и почесывала им зудевшую под конструкцией ногу. Доктор забрал у меня «чесалку» и погрозил пальцем:
— Я тебе дам «не надо». Это же какой сдвиг! Успех! Какие заказы, пациенты! Поедешь, Настенька. Проезд оплатит клиника.
Не хотелось спорить, мама тоже отнеслась к этому проекту с сомнением:
— Ходить ей можно начинать?
— Как же она пойдет? В ней еще три иглы сидят. Снимем, тогда пускай начинает. Но полегоньку, не спеша. Кофейком, Нина Валерьевна, не побалуете бедного эскулапа?
Мама побежала на кухню. Врач оглядывал стены.
— С большим вкусом квартирка обустроена. Картинки симпатичные. Дорого брали?
— Это Петров-Водкин, это Юон, подлинники. Сколько стоят — понятия не имею.
Эдуард Арсенович мелко кивал, как бы соглашаясь со мной.
Мама внесла кофе и смотрела на доктора влюбленно. Они просидели у меня над душой еще полчаса, прежде чем решили поехать показаться своим рабочим коллективам.
Я пересела ближе к телевизору, ковыряя кисточкой ногу. Она чесалась и после осмотра болела. В обед начался шквал телефонных звонков. Мила просилась в гости. Девочки с работы жаждали меня навестить, Леонид делал вид, что не помнит, как я его послала, и намекал на повторный визит. Андрей, напирая на родственные чувства, сообщил, что будет завтра в три для важного разговора. Григорий повысил сумму за обмен до ста тысяч, голос был очень злым. Мама с папой тоже не поленились набрать мои семь цифр. Даже прозвонился какой-то журналист, услышавший, что мне очень удачно пришили ногу. Мое объяснение он воспринял с оптимизмом, назвав операцию «вшитым коленом».
Я так и заснула в кресле с трубкой в руках — сказались переизбыток информации и усталость после осмотра. Проснулась от звонка в дверь. Подкатив в коридор, я уже открывала замки, когда посмотрела на видеофон. Странно, с другой стороны двери стояла Татьяна Степановна. Мы же с ней на девять вечера договаривались.
— Добрый вечер, Настя, извини, что задержалась на пятнадцать минут, но я с полдороги вернулась, своего пса дома оставила, а то утром здесь сумасшедший собачий дом получился. А что, благоверный твой еще не вернулся?
— Не-ет. Сейчас что, десятый час?
— Да.
Татьяна Степановна не стала выяснять, как я отношусь к опозданию Алексея, у меня на лице все было написано. Она поймала Стерву, нацепила поводок.
— А как быть с этой, с Муркой?
— С Зорькой. Вот ключи у зеркала, выгуляйте ее тоже.
За полчаса я три раза позвонила в квартиру Леши, но телефон отвечал десятком длинных гудков. Татьяна Степановна, вернувшись, усадила у порога Зорьку и пошла мыть Стерву, вымазавшуюся в мокрой глине по уши.