Фирма приключений

Багряк Павел

– Вот тут и посидим, – сказал комиссар, выходя из машины.

– Не посидим, – с улыбкой поправил Честер, – а впадем в это самое детство! Ты иногда просто фантастически угадываешь настроение, Дэвид! Психолог!

– Какой к черту психолог? – проворчал Гард. – Просто перед лицом невероятно сложной задачи я ощущаю себя младенцем, только и всего.

Они вошли в небольшой зальчик, где им навстречу поднялась дама в очках с лицом гувернантки и жестом пригласила за стол. Ресторан был пуст, дела его шли, вероятно, не так уж блестяще – кому из взрослых, обремененных множеством

тягчайших забот, удавалось найти время, чтобы «впадать в детство»? Впрочем, в самом углу друзья заметили пару – ее и его; они сидели рядом, как птенчики, держа друг друга за руки, и с умилением прикладывались к молочному коктейлю. Паре было, если не преувеличивать, не менее ста восьмидесяти лет на двоих.

Усаживаясь за стол. Гард шепнул Честеру, показав глазами на «птенчиков»:

– Нам до этого, слава Богу, не дожить.

– Чего изволите, мальчики? – нежным голосом, хоть и несколько фамильярно, спросила их «гувернантка».

– Хм! Двойной стерфорд, – сказал Честер. – И кофе без сахара, если не возражаете.

– Какая нынче молодежь пошла! – с улыбкой произнесла дама, явно желая сделать комплимент посетителям ресторана. – Не успели снять слюнявчики, и уже стерфорд!

Гувернантка удалилась, но очень скоро вернулась назад, неся на подносе кофе и две рюмки со стерфордом.

– Музыку? – спросила она.

– Да, что-нибудь из ранней юности, – попросил Честер. – «Два поцелуя за фантик». У вас это есть?

– Конечно!

И детский голосок, сопровождаемый совсем недурным джазом, запел известную песенку, в которой речь шла о том, что все начинается с невинных фантиков, а заканчивается рождением младенцев, которым приходится петь эту песенку про поцелуи за фантики.

– К сожалению, – сказал Гард, – мы все еще не утратили детской наивности. Во всяком случае, ты.

– Твоя профессия скорее других излечивает от инфантильности. Между прочим, профессия Клода Серпино тоже. О Рольфе я не говорю: наука основана на принципе «много будешь знать – скоро состаришься». Из всех нас только Карел защищен от быстрого дряхления: он – народ, народ любит поэзию и музыку, а эти вещи благоприятствуют молодости, привилегия которой – наив! Ты согласен со мной, комиссар?

– В какой-то степени. Я бы добавил, что рутинная работа в любой бюрократической канцелярии тоже оставляет человека наивным: ему не о чем и некогда думать.

Они, не сговариваясь, отхлебнули одновременно по глотку стерфорда.

– Давай еще раз прокрутим логику событий, – предложил Гард. – О другом мне пока не думается.

– Давай, – без энтузиазма согласился Честер, но Гард знал, что с его характером он недолго останется холодным и равнодушным. – Смотри, кровавая лужа! – вдруг сказал он, показав на улицу за окном, где, подсвеченная неоновой рекламой ресторана, красным отблеском светилась лужа.

– Фред, ты воспринимаешь мир через образ, но это хорошо для писателя. Для журналиста – губительно. Кровавая лужа! – Гард пожал плечами. – Неон есть неон, лужа есть лужа, все остальное – отрыв от реальности.

– Покупка гангстерами приключений без гарантии – тоже реальность?

– Без

сомнения, – сказал Гард.

– Но реальность этого факта не согласуется с логикой жизни. Скорее я могу представить себе алкоголика, который приходит в «Не забывайте детство!» и заказывает молочный коктейль, чем бандита, который выкладывает кровные деньги за то, чтобы его убили в «Фирме Приключений», вместо того чтобы там же заработать ту же сумму за убийство кого-то другого! Если это реальность, то что же тогда фантастика, Гард?

– Да, нелепо.

– Ты можешь объяснить мне, зачем они ищут смерть? Да еще не бесплатную?

– Не могу, Фред. Если это всего лишь «крыша», тогда, конечно… Но самое долгое приключение без гарантии длится не более двух недель. Стало быть, смыться на две недели? Тоже нелепость, ибо потом возникает вопрос: что дальше? Что же касается Аль Почино, то я вообще теряюсь в догадках. Он чист передо мной, никаких улик, одни досужие предположения, – какой смысл скрываться? А если они в этой фирме действительно… погибают, тут уж, извините, надо обращаться за разъяснением к психиатру. – Гард помолчал, закурил сигарету, сделал еще глоток стерфорда. – Фред, я не так уж плохо знаю психологию преступников, поверь мне…

– Верю, верю. Что ты хочешь сказать?

– Гангстерам чужды идеи монтекризма. Они прагматики и никогда не чешут левое ухо правой рукой. Аль Почино много раз попадал в переплет, как и все восемнадцать его собратьев по ремеслу. У него должны быть крепкие нервы, за ним стоит мощная гангстерская организация, такая мощная, что даже это милое заведение, где мы сейчас сидим, быть может, их явочная квартира, а гувернантка в очках каждую ночь надевает через левый глаз черную повязку, берет в зубы кинжал и идет «на дело».

Честер искренне рассмеялся, но Гард продолжал:

– Кому нужно, чтобы Аль Почино умер, если у меня к нему нет никаких претензий? Он не только сам не хочет, он не должен, не может, не обязан погибать при помощи какой-то фирмы, щекочущей нервы бездельникам и взрослым младенцам!

– Словом, – сказал Честер, – сплошное «не», «не», «не». Но минус на минус – плюс!

– Ложная гибель?! Я об этом думал, Фред. Кто-то заставил, убедил их купить приключения без гарантии, при этом, напротив, гарантировав им жизнь! Их убирают – для меня, для жен, для правосудия, чтобы дать им новое существование… Но зачем? И кто это делает? Фрез и Гауснер? Какой им смысл? А если не они, то кто посмеет вопреки этим воротилам хозяйничать в их собственном доме, забирая у них лучших людей? Полная ерунда!

Несколько минут они молчали. За это время пара стариков, воистину впавших в детство, покончила с молочным коктейлем и удалилась, причем он держал ее за руку, как будто им было по пять лет и будто они шли в колонне сверстников по аллее какого-нибудь зоопарка, – эта аналогия пришла на ум Честеру, который перехватил полные восторга взгляды стариков, обращенные на него и на Гарда, словно они были экзотическими животными.

– Да, ерунда, – согласился Честер. – Дважды два получается не четыре, а… жирафа!