Физик против вермахта
Шрифт:
Глава 1
Не успел
Наши дни. Россия. Саранск
НИЦ СПП ОАО «Электровыпрямитель»
У дороги застыл высокий производственный корпус гигантского предприятия, имя которого когда-то гремело по всему Союзу. История завода началась еще 23 июля 1941 г., когда был подписан приказ Народного комиссариата электропромышленности СССР о создании единой базы для производства твердых выпрямителей. С тех пор продукция предприятия насчитывала десятки тысяч наименований номенклатуры: выпрямительные агрегаты, ртутные зарядные станции, силовые кремниевые вентили, сверхмощные теристоры и денисторы, роторные диоды, выпрямители ВАКС, высокоэффективные охладители для силовых полупроводниковых приборов. Силовые изделия нашли свое применение в различных отраслях народного хозяйства при эксплуатации тягачей, зарядных станций, электровозов, агрегатов бесперебойного питания энергообъектов, тяговых подстанций для железных дорог, автоматизированных систем управления током, энергетических установок атомных ледоколов,
Сейчас же один из флагманов советской промышленности переживал далеко не лучшие дни. Развал кооперационных связей, разрыв стабильных военных заказов, резкое изменение спроса 90-х гг. нанесли мощный шоковый удар по предприятию, сделав ненужными значительную часть производимой продукции, а соответственно, и огромную социальную базу завода. В течение нескольких лет заводчане лишись двух ведомственных садиков, поликлиники и больницы, двух местных детских лагерей и одного дома отдыха на берегу Черного моря, спортивной школы. Резко снизилась численность коллектива, особенно его научно-исследовательская часть. Пришлось закрыть часть производственных корпусов, на оставшихся целые пролеты стеклянных окон украсились сплошными листами фанеры и железа. Начала покрываться бурьяном внутренняя территория предприятия.
Сегодня завод еще упирался и своими действиями пытался изобразить некоторую деятельность, но это явно была агония. Многим было совершенно ясно, что в настоящем виде единого научно-производственного центра предприятие было уже не сохранить. Оно должно было повторить судьбу многих аналогичных предприятий страны, превратившись, если повезет, в конъюнктурный небольшой заводик с местными амбициями.
Именно об этом с горечь думал и прогуливавшийся вдоль одного из еще работающих заводских корпусов благообразного вида пожилой мужчина с небольшой ухоженной бородкой, в своем немного старомодном костюме с галстуком и тростью выглядевший дореволюционным профессором столичного университета. Это был Николай Михайлович Теслин, один из старейших работников завода, сейчас руководивший еще не разогнанной экспериментальной лабораторией силовых полупроводников и преобразователей.
— Дожил… — бормотал он, с тяжелым вздохом оглядывая стены фасада здания с облупленной краской и метровыми дырами от слетевшей штукатурки. — Дожил до, мать его… светлого будущего, — со слезами в уголках глаз, Теслин нежно коснулся стены. — Как же так? Не понимаю…
Он, правда, совершенно искренне не понимал, как такая махина, объединяющая тысячи рабочих, специалистов и ученых и снабжавшая своей продукцией военных, полярников, металлургов, геологов и даже космонавтов, могла прийти к такому финалу. Совершено пустыми казались ему бесконечные объяснения этой трагедии со стороны мелькавших по телевизору реформаторов и политиков, затянутых в дорогие костюмы и сверкавших белоснежной улыбкой искусственных зубов. Они, совершенно искренне улыбаясь и проникновенно разговаривая, казались Теслину совершенно пустыми. Их постоянные мантры про инновации, рынок, маркетинг, виртуальные технологии вызывали у него уже не хохот, как раньше, а просто злость. О каких инновациях они говорят? Какие виртуальные технологии? Какой, к черту, рынок? Это же стратегическое производство, продукция которого заставляет двигаться военные тягачи и боевые машины, ходить под водой громадные атомные подводные крейсеры и гигантские туши ледоколов. Как можно к производству такой продукции подходить с мышлением рыночного торговца, у которого на уме лишь купи-продай? Как можно здесь бездумно рубить с плеча?!
Память тут же услужливо подкинула ему воспоминание про один недавний случай на заводе. Один из назначенных управленцев средней руки, розовощекий пухленький мужичок тридцати лет, заявился на утреннюю планерку в сборочный цех и взял слово. С апломбом, чуть причмокивая от осознания своей важности, он начал рассказывать про важность новых технологий в работе предприятий, про особую необходимость использования гаджетов. Теслин, в тот день случайно оказавшимся на планерке в сборочном цехе, просто не верил своим ушам, слушая речь этого человека. Работницы, получавшие крошечную зарплату, чуть выше минимальной, внимательно слушали про искусственный интеллект, технологии big data и виртуальность. Правда, работницы, сидевшие и стоявшие возле конвейера и станков 1970–х и 1980-х гг., больше обращали внимание на дорогой и хорошо сидевший на выступающем костюм, на его сытое и довольное лицо, модные очки. Кто-то из них в пол голоса обсуждал размер его премиальных и стоимость его автомобиля. Тот же, не обращая на это внимание, продолжал размахивать айфоном последней модели и вещать про внедрение современных технологий в этом конкретном цеху. Теслин за свою жизнь уже не раз встречал таких людей с хорошо подвешенным языком, умеющих красиво, пусто и долго говорить об общих вещах. Такими были некоторые работники обкомов и министерств конца 1970-х и начала 1980-х гг., привыкшие раздавать руководящие инструкции, не вникая в суть вопроса. Они тоже были одеты в очень хорошие костюмы, имели дорогие, обычно заграничные, аксессуары, также снисходительно, покровительственно смотрели на обычных работников. Смешно вспомнить, но фоне этих балаболов даже приблатненные коммерсанты
— Пустые балаболки, — с презрением пробормотал Николай Михайлович, медленно вышагивая по выщербленной асфальтовой дорожке к следующему заводскому корпусу. — К чем пришли? Умение красиво болтать снова в почете. Они же даже не понимают то, о чем говорят. Заладят, как дятлы, одно и тоже: инновации, виртуальность, гаджеты. А, что стоит за этим? Где суть? Скажите мне! — раскрасневшись, Теслин замахал руками, словно оппонировал какому-то собеседнику. — Ответьте! Где она здесь, у нас на заводе?
Тут он замолчал, чувствуя, что снова излишне разволновался. Плохо. Чай, не мальчик уже. В прошлом году семьдесят лет стукнуло. Его терапевт, добрейшая Наталья Викторовна, уже не раз говорила, что ему нужно поумерить свой пыл и перестать все принимать так близко к сердцу. Главное же, с улыбкой повторяла она, нельзя пропускать прием прописанных ему лекарств.
— Дай Бог ей здоровья и ее деткам, — улыбнулся мужчина и полез в нагрудный кармашек за лекарством. — Возиться со мной, дураком. Эх, я бы уже, наверное, давно уже на себя рукой махнул. Она же молодец, — уважительно бормотал Теслин, вспоминая приятное открытое лицо врача. — И дочка у нее такая же. Красавица, умница, в хирургии работает. Руки легкие, золотые. Эх, а мои-то, совсем другие… Как чужие…
Из небольшой бутылочки, что у него всегда была с собой, он запил небольшую таблетку. Через некоторое время, уже давно ставшее привычном давящее чувство в области груди стало ослабевать. Раньше легче становилось на пять-шесть дней. Сейчас же отпускало совсем на чуть-чуть. Вот так погуляешь немного на улице, подышишь полной грудью, а потом снова боль наваливается.
— Эх, — печально прошептал он, сплевывая таблеточную горечь. — Совсем, как чужие. Вот так…
Да, дожил. Супруга уже давно покинула его. В большой квартире, обстановка которой еще хранила созданный ею уют, остался совершенно один. Дочка, в которой они с супругой с детства не чаяли души и баловали, как только могли, около десяти лет назад уехала в столицу и с головой окунулась в новомодный дизайнерский бизнес. Сошлась с таким же, как и она, у которого на уме были одни лишь деньги. С той поры, всякий раз по приезду к отцу в гости, Николай Михайлович от нее слышал одно и тоже: кругом все плохо, люди быдло, никто ее не понимает, бизнес душат, работать не дают, никто не понимает ее гениальные идеи. Захлебываясь от восторга, она описывала свои проекты, которые удалось реализовать в каких-то закрытых поселках нуворишей: супердорогую отделку стен из ценных пород дерева, дорожки из редкого голубого мрамора, привезенные из Абхазии столетние лиственницы, какие–то безумные по вычурности арт-объекты. При этом она не забывала пожаловаться на свою жизнь, манерно кивая на свою «нищенскую» не брендовскую одежду, «бедняцкий» автомобиль, паршивый ежегодный отдых в Чехии и Черногории. Сидевший рядом с ней муж одобрительно кивал после каждого ее слова, не забывая приценивающимся взглядом окидывать квартиру.
— Как же мы так проглядели? — вздыхал Теслин, стоя у скамейки и уже, забыв, зачем он тут остановился. — Ведь ни в чем ей не отказывали. Хотели, чтобы у нее все было самое лучшее. Гэдээровскую говорящую куклу на день рождение — пожалуйста, югославские сапожки к выпускному — обязательно купим, деньги на ипотечный первый взнос — осилим. Что же с ней такое произошло? В кого же она превратилась? Или я, старый дурак, уже сошел с ума?!
Вспомнился ему и единственный внук, Эдик, которого он видел, дай Бог памяти, всего три или четыре раза. Все эти случаи у него врезались в память так, что и сейчас стояли перед глазами. Взять, к примеру, его последний приезд сюда с полгода назад. Выпускной класс, уже взрослый считай. Гайдар в этом возрасте уже полком успел покомандовать, а он сам на заводе полторы взрослые смены пахал за лишний продуктовый паек. Приехал чистенький весь, ухоженный, с иголочки одет. Волосики аккуратно расчесаны, один к другому. Только неживой какой-то. Весь бледный, серый, как цемент. Часами ни с кем ни разговаривает. Уткнется, бывало, в свой телефон с лопату и что-то там смотрит. Он-то думал, что внук там что-то полезное высматривает: к школе реферат готовит, книгу какую-нибудь по литературе читает, физический опыт смотрит. Оказалось, не так! Уставившись в экран, внук какие-то кривляющиеся рожи рассматривал. Теслина, полюбопытствовавшего содержимым очередного ролика, едва сердечный удар не хватил от увиденного. На видео один подросток с нагловатой рожей давал задание второму съесть половину содержимого зубного тюбика с горчицей, а третьему — намазать лицо, руки и живот гуталином. На его вопрос о причине такого поведения, внук со смехом ответил о лайках и популярности.
После этого разговора Николай Михайлович долго не мог прийти в себя. Всю ночь он ворочался на кровати с бока на бок, вспоминая лица тех подростов. На какой–то миг ему показалось, что он заснул в одной стране, а проснулся совсем в другой. Не могли же люди так быстро измениться. Даже обезьяне, если верит старику Дарвину, потребовались сотни тысяч лет, чтобы чуть-чуть приблизиться к человекообразному облику. Здесь же за какой-то десяток лет случилась дикая деградация нескольких поколений, многие из которых, если судить по их поведению, практически полностью утратили человеческий облик.