Физик
Шрифт:
…Я приступил к выполнению «боевого приказа» расслабляться изо всех сил, полученного по итогам мозгового штурма Слуг Зыбиных, после того, как помог борттехникам «Байкала» надежно закрепить «Хозяина Леса» в грузовом отсеке. Велосипеда не изобретал — упал в водительское кресло внедорожника, врубил сборник с инструментальными композициями, опустил сидение почти горизонтально, закрыл глаза и отключился. Как выяснилось уже в Великом Новгороде, настолько добросовестно, что не слышал никого и ничего, а оба предложенных коктейля выпил, «не приходя в сознание»! Поэтому последние полтора часа пребывания на итальянской земле, четырехчасовой перелет до столицы Российской Империи и практически все время выгрузки имущества команды благополучно прошли мимо. Мало того, услышав требование Раисы Александровны уступить ей место за рулем,
Пока принюхивался к аппетитнейшим запахам, определялся с местом, откуда они доносятся, тянулся к контейнерам с едой, мирно стоявшим на заднем сидении, и радовался тому, что желудок, несмотря на голод, не крутит, невольно разбудил Земляничку. И она, толком не успев вернуться в сознание, спросила, как я себя чувствую.
— Ты знаешь, на удивление хорошо! — честно сказал я, срывая крышку с контейнера, в котором, судя по этикетке, должен был обнаружиться борщ. — Проголодался, но этот голод терпимый. А еще не чувствую ни судорог, ни жара, ни озноба и, кажется, могу сформировать покров…
— Пока не стоит! — попросила она, убедилась, что я не спешу проводить эксперименты, и облегченно выдохнула: — Если твоему организму на самом деле не хватало нормального отдыха, то стоит дать ему оклематься. Кстати, твоя Валька — умничка: ты пропустил всего три тренировки — а результаты уже налицо.
Упоминание о количестве тренировок заставило посмотреть на часы и изумленно выгнуть бровь:
— Уже половина первого ночи?!
— По времени Великого Новгорода… — на всякий случай уточнила Раиса Александровна, и я, почувствовав в ее голосе легкое напряжение, включил голову.
Результат раздумий заставил подобраться и вернуть ложку в контейнер:
— Хотела поговорить о том, что уже двадцать четвертое, а в понедельник, двадцать пятого, мне надо будет появиться в лицее в каком-нибудь статусе?
— Да… — кивнула Зыбина, взглядом потребовала, чтобы я продолжил есть, собралась с мыслями и начала беседу уж очень издалека: — Знаешь, к концу первой недели нашего пребывания в Италии ко мне в спальню вломилась Валька Замятина и потребовала убедить тебя снизить ежедневные нагрузки, ибо, по ее мнению, ты себя фактически убивал. Еще дня через четыре то же самое требование передали твои пестуны. Через Иглу, рискнувшую «оспорить мою волю». За ними запаниковала Леди, потом — Янка, а я… я не сказала тебе ни слова. Хотя рвала себе душу с четвертого января — именно в этот день ты внезапно начал вкладываться в каждое действие так, как будто доживал последние минуты жизни и жаждал взять от нее все возможное. Увы, придумать слова, которые смогли бы убедить тебя не расстраиваться из-за перехода в род Волконских, так и не получилось — я слишком хорошо знаю, что за гадюшник прячется за парадной витриной Императорского рода, а лгать тебе в глаза и не могу, и не хочу…
Очередная ложка борща стала в горле колом. Ибо эта женщина как-то умудрилась почувствовать мою реакцию на третий транш от матушки — сумму в двадцать три рубля, сообщавшую, что родительница будет вынуждена уйти в тину на более долгий срок! Если бы не новость о чудом сорвавшемся захвате и тяжелом ранении «маньяка-Воздушника», появившаяся во всех средствах массовой информации третьего января, я бы не задергался. А так понял, что матушку действительно зацепили, и решил задавить беспокойство делом.
Вот и убивался на каждой тренировке, доводя себя до состояния, в котором голова не работала вообще, а сознание отключалось при любом прикосновении щеки к подушке.
Увы, рассказывать обо этом Зыбиной я не имел права, поэтому грустно улыбнулся:
— Благодаря твоему молчанию и мимолетным ласкам я пережил самое сложное — принятие ситуации —
В глазах Раисы Александровны вспыхнула надежда:
— Окажу. Любую! Рассказывай!!!
Рассказал. Потом ответил на десяток уточняющих вопросов, дал Раисе Александровне немного времени переварить предложение и выслушал новый, куда более проработанный и логичный вариант. И пусть в нем при ближайшем рассмотрении нашлось два изъяна, но мы совместными усилиями придумали, чем их нейтрализовать, и без малого сорок минут прорабатывали алгоритм реализации финального варианта идеи. А когда закончили, Зыбина заставила меня доесть недоеденное, вручила очередной коктейль, извлеченный из-под ног, спросила, насколько сильно я хочу спать, и, выслушав ответ, утащила в свои покои.
Пока я раскладывал диван, сбегала переодеться. Вернулась в любимой сиреневой футболке, рыжем спортивном костюме, босиком и с теплым пледом наперевес, соорудила себе гнездышко, легла, подложила под голову подушку и поймала мой взгляд:
— Лю-у-ут, а что ты решил насчет Ворона, Ясеня, Тумана и Иглы?
Я поморщился и сказал правду:
— Будь моя воля, выплатил бы премию за добросовестность и отправил на вольные хлеба.
— А чуть подробнее объяснишь?
— Конечно… — со вздохом кивнул я. И начал облекать в слова неявные ощущения: — По большому счету, особых претензий к этой четверке нет. Хотя нет, не так: во всем, что касалось тренировок, твои сослуживцы показали класс — ни разу не напортачили с требуемым уровнем заклинаний, предельно четко контролировали точки приложения и темп атак, вовремя тормозили схватки и так далее. Но никакого желания продолжать сотрудничество у меня нет. И вот почему. Не знаю, как себя проявила Баринова во время службы, но сейчас в ней нет внутреннего стержня — он сломан, причем давно, и эта женщина уже не живет, а существует. Со Скворцовым и Дубовицким совсем другая история — они по какой-то причине считают себя недооцененными и словно ждут поцелуев в темечко с соответствующими подарками от Судьбы. Кроме того, все еще живут надеждами на взаимность, поэтому тогда, когда ты в зале, работают не со мной, а для тебя. Кроме того, злятся, когда ты меня обнимаешь, завидуют тому, что я, бывает, парюсь с тобой и Янкой, стараются привлечь И ЕЕ внимание, пробуют найти подход к Вале и так далее. А с Туманом сложнее всего: он по какой-то причине закрыт. Наглухо. Не знаю, почему. Поэтому я постоянно жду от него подвоха. Что здорово раздражает.
Раиса Александровна на какое-то время ушла в себя, потом кивнула, словно соглашаясь со своими мыслями, пообещала расплатиться с бывшими сослуживцами прямо с утра и полюбопытствовала, каким я вижу дальнейшее сотрудничество с Леди.
Я представил целительницу такой, какой последний раз видел в машине, и пожал плечами:
— Никаким — Ледицкая искренне благодарна мне за помощь с изменением статуса до Слуги рода, предельно добросовестно вкладывается во все, что делает здесь, с нами, но, по моим ощущениям, в глубине души считает своим призванием возню с бывшими беспризорниками. Поэтому мечтает вернуться в кресло директора школы-интерната и заняться «более серьезным делом». Кстати, как мне кажется, эта должность Ладе Леонидовне действительно подходит — ее по-настоящему уважали все воспитанники, с которыми я успел познакомиться, а зна— …
— Суть поняла. На нее не обижаюсь. В интернат верну… — перебив меня на полуслове, отрывисто сообщила Зыбина и переключилась на Замятину. Что интересно, начав не с вопроса, а с изложения своего мнения об этой личности:
— С Валькой все понятно: она вбила себе в голову, что принадлежит тебе, и готова лечь костьми, чтобы быть рядом. Что, кстати, и сделала в «Призме», по факту, рискнув жизнью ради того, чтобы дать тебе лишний шанс на победу.
— Может, все-таки не «принадлежит», а «многим обязана»? — уточнил я и заставил женщину отрицательно помотать головой: