Физрук 4: Назад в СССР

Дамиров Рафаэль

– Вас понял. Выполняю.

– Так и знала, что он попытается все испортить, – вздохнула Ольга Михайловна, пряча рацию.

– Что же вы его раньше не нейтрализовали? – спросил я.

– Лишняя суматоха могла привлечь внимание, – ответила она. – Не подруги вашей, а тех ее иностранных друзей, которые ее наверняка ведут с самого начала.

– Да кто же она такая? – встряла в разговор модельерша.

– Королева, – усмехнулась гэбэшница. – Вот он знает!

И она ткнула в меня пальцем. Я лишь пожал плечами в ответ на вопросительный взгляд Машуни.

В это время в кармане у Телегиной пропищал зуммер вызова. Она выхватила коробочку рации.

– Первый на связи! Прием!

– Первый, я седьмой. Королева идет на бал. Повторяю, Королева идет на бал. Прием!

– Седьмой, захват строго в момент передачи! Прием!

– Уже пошли, первый! Прием!

– Удачи! – она опять спрятала рацию в карман и сказала: – Понимаю, что вам хочется досмотреть кино до конца. Пойдемте, будете понятыми.

И она двинулась к месту событий. Я схватил оробевшую Вершкову за руку и потащил следом за Телегиной. Долго идти нам не пришлось. Посреди круга, образованного зеваками, стояла небольшая группа. Сама ее величество «королева постельных клопов» и высокий мужик, по всему видно, иностранец, ошарашено хлопали глазами. Несколько «своих» парней в штатском с фото- и видеокамерами снимали их, другие не позволяли удрать и избавиться от главной улики. Ольга Михайловна подошла к задержанным, приветливо улыбнулась им, как старым знакомым и скомандовала вполголоса:

– Ведите их в опорник!

– Я буду жаловаться, я иностранный подданный! – немедленно заявил мужик, упираясь долговязыми ногами в пол, но его твердо взяли под локотки. – Немедленно требую консула!

– Все ваши законные требования, господин Керн, будут удовлетворены, – сказала гэбэшница и, обернувшись к нам, махнула рукой. – Товарищи, подойдите, будете понятыми!

Насколько я разбираюсь в законе, мы с Машуней, строго говоря, не имеем права быть понятыми, ибо лично знакомы с одной из подозреваемых. А с другой стороны, все, что от нас требуется, это засвидетельствовать законность процессуальных действий, производимых представителями власти, или как-то так.

Мы поплелись следом за всей остальной компанией. В небольшом помещении опорного пункта милиции сразу стало не продохнуть. Самих ментов турнули, хорошо хоть кто-то догадался открыть форточку на зарешеченном окне. Задержанных усадили рядышком. На стол выложили тот самый злополучный сверток.

– Я майор госбезопасности Телегина Ольга Михайловна, – представилась моя «квартирная хозяйка». – Обращаюсь к задержанным – вы знаете, почему вас задержали?

– Понятия не имею, – пожала плечами Эсмирка.

На удивление она была спокойна, лишь делала недоумевающие круглые глаза, будто ее застукали за кражей булочки в хлебном магазине, а не взяли с поличным по факту госизмены.

– А вы, господин Керн?

– Я и не подозревал, что помощь даме является в Советском Союзе преступлением, – высокомерно заявил иностранец на сносном русском языке. – Эта женщина обронила сверток. Я наклонился, чтобы поднять его, и тут эти молодые

люди стали фотографировать меня и хватать за руки. Безобразие! Я буду жаловаться!

– Вас задержали в момент приема у гражданки СССР материалов, которые составляют государственную тайну нашей страны, – металлически голосом проговорила майор.

– Это чушь! Докажите! – потребовал Керн с напускным возмущением, но его руки подрагивали, а на лбу выступили капли.

– Понятые, прошу вас, подойдите к столу, – сказала майорша.

Там и подходить-то негде было, полшага шагнуть. На нас наставили камеры. Телегина неторопливо развернула «Литейский вестник» и побледнела. Я еле удержался, чтобы не присвистнуть, а Вершкова громко ойкнула. Да и было с чего. На затертой газетке лежала пудренница и тюбик губной помады.

– У вас уже и женская косметика составляет государственную тайну? – откровенно поглумился иностранец.

Ольга Михайловна несколько мгновений молчала, собираясь с духом, а потом сказала деревянным голосом:

– Примите мои извинения за это недоразумение, господин Керн. Вы вправе подать на меня жалобу в установленном порядке. А пока можете быть свободны.

– Надеюсь, мы больше никогда не увидимся, госпожа майор, – произнес тот, вставая.

Когда за ним захлопнулась дверь, Кривошеина сказала:

– Ну так я тоже пойду? За губную помаду и пудренницу у нас не сажают.

Телегина, которая, по всему видно, тяжело переживала фиаско, тут же оживилась.

– Вам виднее, гражданка Кривошеина или как вас там на самом деле зовут, – сказала она. – Вам ведь не впервой, верно?.. Содержание притона, торговля наркотиками, мошенничество… Я ничего не забыла?

– Это все в прошлом, гражданка начальница, – усмехнулась Эсмирка. – Я свои вины уже отработала у кума по полной.

– Старые – да, – согласилась майорша. – А с новыми пусть МУР разбирается.

– Ну там хоть не притащат туфтовых понятых, – огрызнулась напоследок «королева».

– Вы свободны, товарищи, – кивнула нам Ольга Михайловна.

Мы с Вершковой покинули опорный пункт, не узнав о том, что было с нашей попутчицей дальше.

– А куда же подевались материалы, которые я отдала Эсмеральде у Третьяковки? – спросила Маша.

– Ну-у, скинула где-то, – предположил я. – А потом завернула в газету первые попавшиеся безделушки…

– Как это – скинула? – удивилась модельерша. – Это же очень важные материалы! Над ними же ученые работали для страны! Надо обязательно отыскать их!

– Стоп! Я кажется знаю, у кого они!

– У кого?

– Помнишь, «королева» крик подняла, когда наш доцент пытался ее сцапать?

– Помню. Телегина еще приказала его убрать подальше и не отпускать до задержания.

– Ну вот! Она их ему и сунула под шумок!

– Значит, надо его найти!

И мы заметались по залу, обращая на себя внимание недовольных пассажиров.

– Да вот же он! – крикнула Машуня.

Я оглянулся и тоже увидел бредущего с унылым видом ученого.