Физрук-5: назад в СССР
Шрифт:
— Ты первый его охраняешь, — сказал сержант, — потом — ты! — Он ткнул пальцем в Угрюмого. — Ну а после, так уж и быть, я.
— Не, ну чё, опять я, — заныл мой первый сторож, — я чё, хуже других?..
— Хуже, — подтвердил Мишаня, — да ты не ссы, мы тебе водочки принесем, да пару бутеров… Вот, твой сменщик и принесет… Все, не скучай, голубок!
И сержант вместе с Угрюмым, тоже скрылись в теплом доме. Мне осточертело сидеть, и я поднялся.
— Ну ты, козел,
— Слюни подбери, сопляк! — сказал я ему. — Дай мне хоть немного погреться…
— Чё ты сказал! — буром попер тот на меня. — Кто сопляк!
Слюнявый замахнулся — второй раз за нынешний томный вечер — и снова не безнаказанно. Мне даже локоть не понадобился, я его сшиб одним движением плеча. Шкет отлетел в угол, но на ногах удержался.
— Ну щас я тебя уделаю! — пообещал он и выхватил из кармана выкидник.
Вот это уже совсем зря. Теперь можно немного разогреться. Одной ногой я выбил у него нож, а второй — оконную раму. Не непосредственно ногой, а нападающим на меня сопляком. И пока тот барахтался среди битых стекол и обломков оконных реек, на шум выскочили младший сержант и Угрюмый.
— Мать вашу, что… — начал было Мишаня, но договорить не успел.
Захватив в прыжке его шею обеими ногами, я повалил Гришина на пол, ну и сам вместе с ним, конечно. С перепугу Угрюмый вытащил из-за пазухи ствол, и я увидел, что это спортивный стартовый пистолет. Стискивая изо всех сил шею здоровяка сержанта, я крикнул:
— Брось пукалку, дурак! — и добавил. — Хочешь уйти отсюда, обыщи ментяру, найди ключ от наручников, живо!
— Они в кармане у него, — пробурчал Угрюмый, пряча стартовый пистолет обратно за пазуху.
— Достань и открой браслеты, пока капитан не вышел!
Парень подчинился. И вскоре руки мои были свободны. Они у меня, конечно, затекли, но растирать было некогда. Я разжал ноги, отпуская шею уже хрипевшего Мишани и выдернул у него из кобуры скрытого ношения ПМ. А потом собрал руки оборотня в погонах за спиной, и надел наручники уже на него.
— Тебя как зовут? — спросил я Угрюмого.
— Рустам.
— Вот что, Рустик, — сказал я ему, — твоего дружка, скорее всего посадят за соучастие, а за тебя я похлопочу… Скажу, что ты помог задержать опасных преступников… Особенно, если сбегаешь к телефону автомату и вызовешь милицию…
— А ты… вы научите меня так драться? — спросил он, шмыгнув носом.
— Ты знаешь, кто я?
— Вы учитель… Каратист, вас все пацаны знают…
— Что ж ты тогда в меня стартером тыкал?
— Этот заставил, мусор поганый, — пробурчал Рустик
Тот с хрипом выдавил из помятого горла невнятную угрозу, но не шелохнулся.
— Беги! — сказал я Рустаму. — Автомат на углу.
Угрюмый выскочил за дверь. Его друган с изрезанной осколками стекла головой, сидел и хлюпал носом, из которого, как и из порезов, тоже сочилась кровь.
— Ну что сопляк, срок за соучастие ты уже схлопотал, — сказал я ему. — Как ты думаешь, зэкам понравится расклад по тебе, когда они узнают, что ты мусорам подмахивал?
Слюнявый зарыдал. А я открыл дверь в теплый уютный дом, невесть куда запропавшего Дмитрия Дмитриевича, и шагнул внутрь. И в уши мне ударил истошный женский визг и мужицкий мат-перемат, доносившиеся, надо полагать, из «спаленки». Ага, похоже, Сильвестр Индустриевич все-таки пытается получить с Серафимы Терентьевны оплату за свое гостеприимство. Вот почему он не прибежал выручать подельника! Просто не слышал, что на веранде творится.
Как благородный магистр рыцарского ордена, я кинулся на зов прекрасной дамы. Дом, где когда-то проживала воровка и шпионка Кривошеина, оказался на удивление небольшим, хотя и роскошно обставленным и оборудованным. И по пути к месту насилия я захватил японский фотоаппарат «Canon». Я не знал, есть в нем фотопленка — проверять было некогда, но обретя это чудо враждебной техники, я стал двигаться осторожнее. Нельзя было преждевременно спугнуть фотодичь.
Дверь в «спаленку» оказалась открытой и картина, которую я там узрел, была достойна кисти, не то что фотопленки. Киреев, рыча, рвал с Егоровой нижнее белье, одновременно пытаясь раздвинуть судорожно стиснутые колени своей жертвы. Я несколько раз щелкнул затвором фотоаппарата и только тогда рявкнул:
— Отставить, капитан Киреев!
Тот подпрыгнул, как ошпаренный, бестолково поводя руками вдоль голых бедер, словно пытался натянуть трусы, которых на нем не было.
— Руки вверх! — приказал я, наводя на него пистолет Гришина.
Симочка, всхлипывая, сорвалась с огромного сексодрома, где и происходило основное действо, и кинулась прочь.
— Ты ничего не докажешь, — крикнул, все еще возбужденный, Эдвин. — Эта шлюшка будет молчать!
— Японцы достигли превосходного качества фотосъемки, — сообщил я ему, демонстрируя «Canon» в своей руке. — А изображение порою красноречивее слов.
И в этот миг с улицы донесся вой милицейской сирены
КОНЕЦ пятого тома, продолжение здесь: