Физрук-6: назад в СССР
Шрифт:
— Бабушке твоей ничего не нужно привезти в больницу? — спросил я.
Тоха искоса на меня поглядел. Ответил:
— Я у нее в субботу был… Что надо — привез.
Ага, парень не промах. И, похоже, умеет держать дистанцию.
— Ты чем-нибудь увлекаешься? — закинул я удочку, пытаясь прощупать не его суперспособность, конечно, а хоть что-нибудь за этой броней, которую он на себя напялил.
— Сейчас чаю попьем и я покажу.
— Звучит зловеще, — хмыкнул я.
— Да нет, — улыбнулся он в ответ. — Просто — так не объяснишь…
—
Дожевав бутерброды и выхлебав остатки чая, я потопал вслед за Макаровым в его комнату. Я был уверен, что достаточно посмотреть на место, где обитает пацан, чтобы понять, чем он дышит. Картинки, вырезанные из журналов и наклеенные на стенку, книжки, пластинки, удочки, крючки, мормышки и прочие атрибуты преобладающего хобби. Так вот, в комнате Тохи я обломался сразу. Ни на стенах, ни на полках, ни на письменном столе — ничего лишнего. Учебники, тетрадки, пенал и прочие учебные принадлежности. И все.
— У тебя, я смотрю, просто флотский порядок, — заметил я.
— Детдомовский, — без тени иронии уточнил хозяин комнаты.
— А-а, ну да… Ну и где же то, чем ты увлекаешься?
— Сейчас… — пробормотал Макаров.
Отворив дверцу тумбы письменного стола, он вытащил картонную коробку, судя по выцветшей этикетке — из-под утюга. Открыл ее и осторожно, словно взведенную мину, вытащил… детский волчок. Такие еще называются — юла. Только вот эта хреновина не была металлической, расписанной полосками, всех цветов радуги, а сделана из черного, блестящего, похожего на эбонит материала. Все так же медленно и осторожно, пацан поставил черный волчок на пол. Причем, тот не завалился набок, а остался торчать вертикально.
— Это что? — спросил я. — Юла?
— Это — сторож, — не слишком понятно объяснил пацаненок.
— И кого же он сторожит? — спросил я, присаживаясь на корточки.
Дальше я повел себя крайне неосмотрительно, забыв с кем имею дело. Стоило мне протянуть к волчку руку, как тот вдруг сам по себе повернулся вокруг оси, затем еще раз, и еще… И вот уже, постепенно ускоряясь, начал стремительно вращаться, балансируя на опорном стерженьке. Как зачарованный, я уставился на блик от лампочки, что вздрагивал на лаковой поверхности этого непонятного «сторожа». Рука моя, все еще протянутая к «игрушке», начала ощутимо подергиваться, словно охваченная дрожью.
Я попытался отвести руку, но не смог. На лице моем выступил пот. Вслед за рукой принялась дергаться голова, а затем и все тело, словно невидимая сила гнула и корежила меня. Откинувшись всем корпусом назад, я схватился свободной, но тоже трясущейся рукой за дверной косяк и буквально выдернул себя из невидимой, но цепкой ловушки. При этом мне с трудом удалось устоять на ногах. Коварный волчок повращался еще немного и замер. Выпрямившись, я с изумлением уставился на ученика, спокойно за мною наблюдающего.
— Извините, Сан Сеич! — сказал он. — Я не успел вас предупредить.
— Что это за хрень? — спросил я, с трудом переводя дух.
—
— Из чего — сделал?
— Не знаю… Пластмасса какая-то… На свалке нашел и в школе на токарном станке выточил… По первости сам вот как вы попался, а потом допетрил — нельзя к верхнему острию руку тянуть, можно только за бока брать… Вот и поставил я его в прихожке, когда мы с бабушкой на рынок пошли… А когда вернулись, у двери Васька-алкаш валяется, в полной отключке, пена на губах… Вызвали участкового, тот — скорую. Ну вот больше Васька к нам не лазит…
— Нихренасе… — выдохнул я. — Так ведь можно и инфаркт схватить.
— Не, я бы не дал…
Меня эта детская непосредственность едва не вывела из себя. Хорошо вовремя вспомнил, что все-таки — педагог, а не шантрапа.
— В следующий раз предупреждай, — проворчал я.
— Само собой… Извините.
— И этот «сторож» единственное, что ты сделал?
— Не-а… Много разного… — отмахнулся Макаров и принялся перечислять. — Рыбный свисток, лягушку-обманку, крестолет, побрякушник…
— Стоп!.. — велел я. — Ну ты разогнался. Что все это означает?
— Ну-у свистком мы с пацанами рыбу на рыбалке приманиваем… Лягушка-обманка — это типа игрушки, тока она с панталыку сбивает всяких там… — он не договорил, только скулы вдруг проступили на лице. — Крестолет — полетит, если его кинуть и вернется в любое место, где стоишь. Ну побрякушник — это такая хреновина, которая начинает брякать, когда чужой появляется.
— Да, очень внятное объяснение.
Тоха пожал плечами, дескать, какое есть.
— Ну ладно… Показать сможешь?
— Да раздал я все. Кроме свистка, но это надо речку идти, лунку бурить… Не в рыбном же кильку в томате приманивать…
— Ладно. Верю на слово. Тем более после этого… волчка… Спасибо, Антон!.. Накормил, напоил, развлек. Мне пора.
— Погодите, Сан Сеич, я вам что-то подарю…
Тоха выдернул ящик письменного стола, начал в нем ковыряться. Потом протянул мне покрытое темным лаком деревянное кольцо. Я взял его, повертел, разглядывая. Оно было не совсем ровное. Скорее напоминало хитро скрученную, закольцованную ленту.
— Это тоже ты сделал? — спросил я.
— Ну а кто же? Конечно, я.
— А для чего оно?
— Да так, не для чего… — смутился парень. — Я и сам не знаю… Вы на руку наденьте!
— Такое-то колечко?.. — хмыкнул я. — Да оно и на твою цап-царапку не налезет.
— Оно тянется…
Я попробовал растянуть и едва не выронил эту хреновину. Колечко и впрямь оказалось эластичным, хотя на ощупь и по структуре материала явно было выточено из дерева. Просунув в него пальцы, я без труда натянул на правою запястье эту деревяшку.