Физрук-7: назад в СССР
Шрифт:
— Вертихвостка, — откликнулся Артемий Сидорович. — Актрисулька с театру… Эка ца-ца. Не идет, а пишет.
Сторож скрутил фиги и приладил к своей груди.
— И что ей нужно?
— Да все вызнавала, когда ты дома бывашь? Вы што? Куролесите?
— И ты что сказал ей?
— Не! Такую инхормацию я могу дать только милиции. Ну или собесу.
— Благодарю за службу, Артемий Сидорович! — произнес я, похлопав его по плечу. — А скажи-ка, что это у нас во дворе всегда пусто?.. Кроме актрисы и ее мужика, я что-то никого не встречал… Да, ты еще каких-то пацанят
— Ну дык, квартирки, почитай, все пустые стоят, — вздохнул старик. — Окромя тебя, живут еще Терехины, у них двое пацанов, одному семь, другому пять, и этот, с театру, Маргиналов, с полюбовницей…
— Как же так? — удивился я. — В городе полно ветхого жилья, люди в коммуналках ютятся…
— Бронь горкома, — ответил, словно выругался сторож.
— Ладно, я понял… Спасибо! Поеду!
Вернувшись за руль, я покатил к дому, где живут Константиновы и Воротниковы. Вошел в знакомый мне подъезд. И впервые поднялся к квартире, где жила моя девушка. Позвонил в дверь с номером «23». Дверь открыла сама Вилена. Посторонилась, пропуская гостя в прихожую. Я снял дубленку, скинул ботинки. Молодая хозяйка сразу потащила меня в кабинет отца. Он поднялся мне навстречу. Солидный дядька, лет пятидесяти, среднего роста. С залысинами. Глаза, как и дочери, выразительные и немного печальные.
— Игорь Трофимович, — представился он, протягивая руку.
— Александр Сергеевич! — откликнулся я, пожимая ее. — Я принес деньги за квартиру.
— Хорошо, — сказал Воротников. — Пусть завтра, в четыре часа, ваша сестра зайдет в контору по адресу: улица Строителей, дом девять. Первый подъезд, квартира один. И мы все оформим.
Я вынул из авоськи, которую захватил из дому, газетный сверток и положил перед хозяином квартиры на письменный стол. Он развернул его, пересчитал деньги и написал мне расписку в получении. На этом формальности можно было считать законченными. Тем более, что дочери председателя ЖСК не терпелось утащить меня в свою комнату. Поэтому, пожав руку ее папаше, я последовал за ней. В девичьей «светелке» все было аккуратно разложено по местам и не видно ни пылинки.
На полках книжки. Серьезные — Маркс, Энгельс, Ленин, Брежнев. Проигрыватель. Стопка конвертов с пластинками. На стене фотографии и эстампы с изображением чего-то абстрактного. На тахте — плюшевые мишки. Хозяйка комнаты предложила мне кресло и поставила пластинку. Я думал, сейчас зазвучит что-нибудь партийное — «Интернационал» или «Смело, товарищи, в ногу». Нет, заиграла легкая мелодия, по-моему, что-то джазовое. Вилена подмигнула мне и выбежала из светелки. Буквально тут же дверь отворилась снова.
— Здравствуйте, молодой человек! — со змеиной ласковостью произнесла хозяйка дома, протискиваясь всей своей немалой тушей.
— Добрый вечер, Аглая Мефодьевна! — ответил я.
— Вы все-таки не вняли моей просьбе! — продолжала она. — Не мытьем, так катаньем решили проникнуть в нашу семью!
— Я пришел по делу, к Игорю Трофимовичу.
— А-а, так вы через мужа моего решили зайти! — взвилась мадам Воротникова. — Думаете, если он человек
— Я купил квартиру в кооперативе, — терпеливо произнес я. — С этой целью и посетил вас.
— Не пытайтесь меня подкупить! — отмахнулась та. — Вы думаете, я мещанка, которую только деньги интересуют?.. Ошибаетесь! Меня интересуют лишь счастье и благополучие дочери.
— Иными словами, вы бы радостью выдали свою дочь за слесаря, если бы были уверены, что с ним она будет счастлива? — не без ехидства поинтересовался я.
— Не пытайтесь меня ловить на слове, молодой человек!.. Я не меньше вашего ценю человека труда!.. Просто у Виленчки должна быть жизненная перспектива!.. А здесь, в Литейске, ее нет и быть не может!
— Что вы знаете о жизненных перспективах? — хмыкнул я.
— Да уж побольше вашего!
— Мама, ты опять в своем репертуаре, — сказала Вилена, появляясь в комнате с подносом, на котором стоял чайник, чашки, вазочки с вареньем, конфетами и сахаром.
Я взял у нее поднос и поставил его на письменный стол. Аглая Мефодьевна вздохнула, поджала губы и удалилась. Ее дочь тут же принялась разливать чай.
— Что, опять отговаривала на мне жениться? — спросила она.
— Желает тебе благополучия и счастья.
— Да себе она желает счастья! — хихикнула Вилена.
— Как же так?..
— Да вот так! Это ее голубая мечта! Она ведь откровенничала со мною, когда я младше была, рассказывала, что всю жизнь хотела выйти замуж за дипломата и мотаться по заграницам… Не вышло! Вот теперь и старается меня запихнуть в свою мечту. Реализоваться через дочь, так сказать. И сама не понимает, как это нелепо.
— Ну так она тебя любит.
— Я ее — тоже, потому и терплю.
— Тогда и я потерплю.
— Маме — это понравится, — откликнулась девушка. — Она любит, когда ее терпят. Ее все терпят…
— Да, только терпеть друг друга мы будем с ней на расстоянии.
— Бедная мама, все ее мечты пойдут прахом.
Мы посмеялись, попили чаю и я начал собираться. Надо было еще к родичам заехать. Вилена проводила меня до двери, поцеловала, и я покинул ее квартиру. Можно было не торопиться, хотя на часах было уже девять вечера. Тем не менее, через десять минут я был уже на месте. Благо, что небывалое для начала марта тепло окончательно подъело снег даже на обочинах, не говоря уже о проезжей части. Окна в доме светились желтым. Значит, брательник и сеструха еще не спят. Я припарковался у забора, вышел и направился в дом.
— Добрый вечер! — сказал я, переступая порог. — Не ждали!
— Ждали, — ответила Ксюха. — Еще днем.
— Прости, сестричка, завертелся!
— Проходи, будем чай пить.
— Чаем я уже налит по уши, а вот съесть чего-нибудь не откажусь.
— Садись-садись, — пробормотала сеструха и окликнула. — Володька! Брат пришел!
Брательник выскочил из комнаты, бросился меня обнимать. Хотя в школе мы виделись. Правда, там мы оба вели себя сдержанно. Как полагается учителю и ученику.