Флаг Командора
Шрифт:
– Гостеприимные берега – это те, где нас ждут. Для нас таковых в Европе не имеется, – перебил Командор.
У меня сложилось впечатление, будто все связанное с торговлей находится вне пределов его восприятия.
– Ты собираешься остаться в Архипелаге?
– Нет. Пристрою наших женщин и махну на родину.
– Но надо же чем-то заниматься! Дымом отечества сыт не будешь, – предупредил я. – Чтобы прожить, нужен капитал. Деньги, иными словами, надо зарабатывать.
– А мы чем занимаемся? – Командор взглянул на меня и вдруг
Да, этим он меня, признаться, убил. С самого начала нашей одиссеи я признал в Сергее Воина и Мужчину, но даже не подозревал о его знакомстве с «Фаустом» Гете.
– Но если хочешь… Каждый сам выбирает свой путь. Корабль есть, наберешь команду, может, кто из наших согласится, и вперед, – неожиданно закончил Командор.
– А ты? – признаться, без Кабанова мне в море было неспокойно.
– Как же я орлов наших брошу? Они в меня верят, а веру предавать нельзя.
– Не понял. То ты говоришь о России, то о том, что не можешь отсюда уйти, – искренне признался я.
– Будет и Россия. Куда я без нее? – с грустью произнес Командор.
И тут до меня дошло.
Кабанов вполне искренне говорит о родине, да только в глубине души понимает: там ему будет скучновато. Наши приключения пробудили в нем дремавшие наклонности к авантюризму. Не в стиле Великого комбинатора. За стульями Командор стал бы гоняться разве что от скуки. Нет, к авантюризму в исконном мужском смысле.
За несколько месяцев Сергей стал судьей и богом здешних беспокойных мест. Другого бы подобная ноша раздавила, ему, наоборот, придала больше сил. Тот случай, когда человек оказывается на своем месте. Недаром старые морские волки с готовностью бросаются выполнять все его приказания. Не спрашивая, не уточняя.
И после всего вдруг оказаться в одном ряду с другими? При своих талантах Командор, без сомнения, станет в России офицером, а дальше? Насколько я знаю, регулярная война в данное время напрочь отбрасывает личную инициативу. Шагай себе в общей шеренге, передавай команды да терпеливо считай пролетающие мимо ядра. Я бы взвыл не от одного страха – от тоски, а он?
Он, конечно, все подсознательно понимает, вот теперь и оттягивает момент возвращения под всякими предлогами.
Хотя веру, тут Командор прав, тоже убивать нельзя. И в ответ на привязанность моряков он испытывает к ним аналогичное чувство.
– Только подожди со своими вопросами до возвращения в порт, – произносит Командор, и я не сразу понимаю, о чем идет речь.
Когда же понимаю, то ответ мой, надеюсь, звучит достойно:
– Я вообще с ними подожду. До другого времени.
Командор дружески обнимает меня, и я вижу, что
Ближе к вечеру нас ожидает еще одна встреча. Нам попадается еще один парусник, на этот раз английский. Сопротивления он не оказывает, и на его палубу мы поднимаемся в благодушном настроении.
Капитан одет словно на раут. Перстни на пальцах, массивная золотая цепь поверх камзола, лицо самоуверенного, знающего себе цену человека. От него слегка пахнет парфюмом.
– Что за груз? – привычно осведомляется у него Командор.
Мол, простите за излишнее беспокойство, но такая уж у меня работа.
Пока капитан собирается с ответом, я оказываюсь в числе тех флибустьеров, кто деловито лезет осматривать ближайший трюм.
Нет, я все понимаю, но интересно же!..
Интерес проходит мгновенно. Весь трюм представляет из себя подобие гигантской камеры с многоярусными нарами. Высота между ними едва достигает полуметра, а на них плотно, один к другому, лежат в позе младенцев черные человеческие фигуры. Лежат связанными так, что выпрямиться не могут. Зато и набито их, благодаря такой упаковке, столько, что не сосчитать.
О гигиене не может идти и речи. Все загажено, запах стоит такой, что я едва не теряю сознание. К тому же некоторые из негров, по-моему, уже умерли, и вонь разлагающихся трупов вплетается в вонь нечистот.
С трудом выбираюсь на палубу и пытаюсь отдышаться.
– Что с тобой, Юра? – Командор замечает мое состояние и немедленно покидает собирающегося с мыслями капитана.
– Там… – говорить дальше не могу.
Кабанов молча лезет навстречу выбирающимся из трюма флибустьерам.
Он возвращается практически сразу, бледный, словно укачанный хорошим штормом. В глазах его стоит лед.
– Так… – первое слово дается Командору с трудом, – всю команду… – И он направляет большой палец вниз тем самым жестом, который любили употреблять римские аристократы во время игрищ в Колизее.
Англичане ничего не понимают. Один капитан возмущенно переспрашивает:
– Что?
– Его – повесить, – добавляет Командор.
Несколько оказавшихся ближе флибустьеров немедленно хватают капитана, срывают с него перстни и цепь, заламывают руки…
Другие хладнокровно достают ножи. Бьют британцев в живот, некоторых ставят на колени и перерезают горло. Все это деловито, без спешки и суеты.
Мне становится не по себе от подобного зрелища, хотя никаких оправданий работорговцам я не вижу.
– Что с рабами делать? – спрашиваю, дабы хоть немного отвлечься.
– Вывести группами на палубу. Пусть разомнутся хоть немного. Собрать продукты и накормить. Только немного. Им наверняка ничего не давали.
– А вообще?
– Что – вообще? Если хочешь, вези назад, – раздраженно бросает Командор. Потом спохватывается и мягче добавляет: – Придется продать их на Гаити. Понимаю, но сами они тоже не выживут. Что вы возитесь?!