Фламандская доска
Шрифт:
— Но эта история уже в прошлом. — Хулия стряхнула пепел с сигареты в девственно чистую пепельницу на столе Фейхоо, в которой лежали скрепки. — Она закончилась год назад… Вам бы следовало быть в курсе.
Инспектор, облокотившись на стол, наклонился поближе к ней.
— Да, — произнес он почти доверительным тоном, который, по-видимому, должен был убедить ее, что они работают в одной команде и что он на ее стороне. Потом улыбнулся, и его улыбка, казалось, относилась к некой тайне, которую он намеревался хранить самым ревностным образом. — Но ведь вы встречались
Хулии удалось скрыть свое удивление. Она смотрела на полицейского с видом человека, который только что услышал неимоверную глупость. Ну, разумеется, Фейхоо побывал на факультете. Любая секретарша или швейцар могли сказать ему, что Хулия появлялась там. С другой стороны, у нее не было причин скрывать цель своего визита.
— Я ездила к нему за информацией по поводу одной картины, реставрацией которой я сейчас занимаюсь. — Ее удивило, что полицейский ничего не записывает, и она предположила, что это является частью его метода: люди всегда говорят свободнее, когда считают, что их слова тут же рассеиваются в воздухе. — Мы беседовали около часа в его кабинете… впрочем, думаю, это вам отлично известно. Более того: мы договорились встретиться позже, но больше я его не видела.
Фейхоо вертел в руках коробок спичек.
— О чем вы тогда говорили, если вы не сочтете меня чересчур нескромным?.. Надеюсь, вы, принимая во внимание ситуацию, простите мне вопросы такого… гм… личного характера. Уверяю вас, я задаю их только потому, что так положено.
Не отвечая, глядя ему прямо в глаза, Хулия затянулась сигаретой и лишь потом медленно покачала головой.
— Похоже, вы держите меня за идиотку.
Полицейский чуть выпрямился на стуле, сощурив глаза:
— Простите, я не понимаю, что вы имеете в виду…
— Сейчас я вам скажу, что я имею в виду. — Хулия резким движением впечатала свою сигарету в кучку скрепок, проигнорировав жалобный взгляд, который Фейхоо метнул на пепельницу. — У меня нет абсолютно никаких причин, чтобы не отвечать на ваши вопросы. Но вот что: прежде чем продолжить, прошу вас сказать мне, что все-таки произошло с Альваро, — поскользнулся он или…
— Вообще-то… — с некоторой запинкой произнес Фейхоо, — вообще-то я не располагаю неопровержимыми…
— Ладно, тогда тема закрыта. Но если вы считаете, что со смертью Альваро не все ясно, и просто стараетесь «разговорить» меня, то я хочу выяснить сейчас же, что это у нас с вами — просто беседа или же вы допрашиваете меня в качестве подозреваемой… Потому что, если дело обстоит именно так, я либо немедленно уйду, либо потребую присутствия адвоката.
Полицейский примирительно поднял руки ладонями вверх.
— Ну, об этом еще рано говорить. — Он, криво улыбаясь, ерзал на стуле, как будто снова подбирая нужные слова. — Официально пока считается, что с профессором Ортегой произошел несчастный случай.
— А если ваши хваленые медики в конце концов докажут обратное?
— В таком случае… — Фейхоо сделал неопределенный жест, — в таком случае на вас падет не больше подозрений, чем на любого другого
— В этом-то и состоит проблема. Я не могу представить себе человека, способного убить Альваро.
— Ну, это ваше личное мнение. А я смотрю на это по-другому: разные там студенты, заваленные им на экзаменах, ревнивые коллеги, брошенные любовницы, обиженные мужья… — Он считал, загибая пальцы на руке. — Нет. Ваши свидетельские показания весьма ценны, и вы не можете не признать этого.
— Но почему именно мои? Вы включили меня в раздел покинутых любовниц?
— Я не собираюсь заходить так далеко, сеньорита. Однако вы виделись с ним всего за несколько часов до того, как он раскроил себе череп… Или кто-то ему его раскроил.
— За несколько часов? — На сей раз Хулия действительно растерялась. — Когда он умер?
— Три дня назад. В среду, между двумя часами дня и полуночью.
— Это невозможно. Тут наверняка какая-то ошибка.
— Ошибка? — Выражение лица инспектора разом изменилось: теперь он смотрел на Хулию с откровенным недоверием. — Здесь не может быть никакой ошибки. Время смерти определено медицинским заключением.
— Нет, может и, безусловно, есть: ошибка на сутки.
— Почему вы так думаете?
— Потому что в четверг вечером, на следующий день после нашего разговора, Альваро прислал мне на дом кое-какие документы, которые я у него просила.
— Что за документы?
— Они касаются истории картины, над которой я сейчас работаю.
— Вы получили их по почте?
— Нет, с посыльным, прямо в день отправки.
— Вы помните, из какого агентства был посыльный?
— Да. Из «Урб экспресс». Это было в четверг, около восьми… Как можно это объяснить?
Полицейский скептически посопел в усы.
— Да никак. В четверг вечером Альваро Ортега был уже сутки как мертв, так что он не мог послать вам никаких документов. Кто-то… — Фейхоо сделал паузу, чтобы Хулия поняла его мысль, — кто-то другой сделал это за него.
— Кто-то другой? Но кто?
— Тот, кто его убил, — если только его убили. Или та. — Полицейский с любопытством взглянул на Хулию. — Не знаю, почему это мы всегда автоматически полагаем, что преступник — непременно мужчина… — Тут, похоже, что-то пришло ему в голову. — А не прилагалось ли к этим бумагам, присланным якобы Альваро Ортегой, какого-нибудь письма или записки?
— Нет, в пакете были только документы; но, по всей вероятности, прислать их должен был он… Я уверена, что во всем этом есть какая-то ошибка.
— Никаких ошибок. Он умер в среду, а вы получили документы в четверг. Если только не произошла задержка по вине агентства…
— Нет-нет, в этом я уверена. На штемпеле стояло то же самое число.
— С вами был кто-нибудь в тот вечер? Я имею в виду — какой-нибудь свидетель.
— Да, было двое: Менчу Роч и Сесар Ортис де Посас.
Полицейский вытаращил глаза, и на сей раз его удивление казалось неподдельным.