Фламандские легенды
Шрифт:
Озадаченная появлением незнакомцев, принесших с собой столько съестных припасов, жена кузнеца хотела было их остановить, но они, точно угри, скользнули мимо нее и тихим, ровным шагом прошли на кухню.
Булочник принялся молча убирать хлеба в ларь, а бакалейщик и мясник спустились в погреб и раскладывали там в холодке сыры и окорока. И все это они проделывали, не обращая никакого внимания на жену кузнеца, которая восклицала:
— Куда это вы все притащили? Вы ошиблись, добрые люди! Уверяю вас! Идите в другое место!
А
— Я же говорю вам, вы ошиблись, — вы что, не слышите меня? Вы ошиблись, ваше место не здесь! Я вам повторяю: ваше место не здесь, не в доме у нищего Сметсе, у него ни гроша нет, он вам ничего не заплатит. Горе мне, они и слышать ничего не хотят!
И она завопила во все горло:
— Господа торговцы! Вы у Сметсе, понимаете? У нищего Сметсе! Разве вы меня не слышите? Господи, Иисусе Христе! Вы у бедняка Сметсе! У голяка Сметсе! У оборванца Сметсе! У Сметсе, у которого все богатство — одна рвань! Он вам ничего не заплатит, слышите вы меня? он вам ничего, ничего, ничего не заплатит!
— Жена, — молвил кузнец, — ты не в себе, видно, голубушка! Я послал за этими добрыми людьми.
— Ты! — возмутилась она, — ты! Да ты, муженек, рехнулся. Право, господа, он рехнулся! Как это ты послал за ними? Ха-ха-ха, ты приказал им доставить сюда всю эту уйму хлеба, сыра, окороков! Ишь, какой богач отыскался! Но ты ведь знаешь, что тебе нечем им заплатить. Ни стыда у тебя, ни совести!
— Жена, — невозмутимо сказал кузнец, — мы богаты, и за все заплатим.
— Мы богаты? — закричала она. — Ха-ха-ха, да мы нищие! Мне-то хорошо известно, что у нас есть в сундуке. Ты ведь туда не заглядываешь, да и в хлебный ларь тоже. Но, может, тебе захотелось нарядиться в бабью юбку? Ох, беда, мой муженек рехнулся, Господи, спаси и помилуй нас!
Тем временем три торговца снова появились в кузнице.
Увидя их, женщина подбежала к ним.
— Господа торговцы, вы слышите меня, вы ведь, кажется, не глухие! У нас ничего нет, нам нечем вам заплатить, унесите все эти припасы!
Но, не глядя на нее и будто не слыша ее, все трое удалились тихим и твердым шагом.
Когда они выходили из дома Сметсе, у порога остановилась повозка пивовара, и двое мужчин втащили в кузницу большую бочку, полную брёйнбиира.
— Сметсе, — ахнула жена, — это уж слишком! Господа пивовары, это не нам! Мы совсем не любим пива. Мы пьем только воду. Отвезите бочку соседям, это не для нас, поверьте мне!
Однако пивовары вкатили в погреб бочку брёйнбиира, затем отправились за другою, и так — до двадцати. Жена кузнеца хотела помешать пивоварам, да, оступившись, повалилась наземь, и Сметсе, помирая со смеху, поднял и притянул ее к себе, чтобы она не ушиблась об одну из бочек, которые пивовары удивительно проворно и ловко
— Ах, — причитала жена, — отпусти меня, Сметсе! Это слишком! Горе-то какое! Мы теперь еще хуже нищих, мы по уши в долгах. Сметсе, муженек, я, право, утоплюсь! Наделать долгов, чтоб наполнить голодное брюхо, очень стыдно, но влезать в долги, чтоб обжираться, нет слов, как это гадко! Разве тебе недостаточно хлеба и воды, которые ты мог бы честно заработать своими руками? Неужто ты стал таким обжорой, что не можешь обойтись без сладких пирогов, без вкусного сыра да полных бочек пива и вина? Сметсе, Сметсе, так пристало поступать не доброму гентцу, а испанскому разбойнику! Ах, муженек, я пойду топиться!
— Жена, — сказал Сметсе, опечаленный тем, что она так горюет, — не плачь, моя милая, ведь все это наше, все принадлежит нам — по праву и закону.
— Ай-ай-ай, — заголосила она, — как же дурно, что ты на старости лет потерял свою честность, ведь она была твоим единственным украшением.
А пока кузнец тщетно пытался утешить жену, в дом вошел виноторговец; за ним проследовало не менее тридцати трех слуг, и каждый из них нес корзину, полную бутылок самого дорогого вина, о чем свидетельствовал вид этих бутылок.
Когда женщина это увидала, она пришла в уныние и совсем пала духом.
— Входите, — жалобно сказала она, — входите, господа виноторговцы! Наш погреб внизу. У вас с собой порядочно бутылок: сто двадцать будет наверняка. Но это не слишком много для нас. У нас ведь всего вдоволь: нищеты, вшей, отрепьев. Входите, господа, вот дверь в погреб, поставьте там все, что вы принесли, а если угодно, то и больше!
И она подтолкнула к ним Сметсе, говоря:
— Ты, конечно, рад-радехонек! Такому пьянчужке, как ты, приятно глядеть, как все это доброе вино gratis попадает в его дом. Ах, он еще смеется!
— Да, жена, я смеюсь, — отвечал Сметсе, — я смеюсь от радости, потому что вино — наше, и хлеба, и сыры, и мясо — все наше! Будем же радоваться вместе!
И он хотел ее обнять, но она вырвалась.
— Боже, он влез в долги, он лжет, да еще смеется над своим позором! у него все пороки, все, все, какие только бывают у человека.
— Жена, — сказал Сметсе, — все это наше, уверяю тебя. Я получил задаток за выгодную работу, которую мне заказали.
— А ты не врешь? — спросила она, чуть-чуть успокоившись.
— Нет, не вру, — отвечал он.
— Так все это наше?
— Да, — отвечал он, — честное слово гентца!
— Ах, муженек, и мы больше не будем нуждаться?
— Больше не будем нуждаться, жена.
— Вот так чудо господне!
— Да, — вздохнул он.
— Но эти люди пришли сюда ночью. Ведь у нас так не водится; скажи мне, в чем здесь причина?
— Кто знает причину всему, — отвечал Сметсе, — тот больно умен. О себе я этого сказать не могу.
— А почему они молчат, муженек?