Фланкер

Эмар Густав

— Брат мой Седая Голова приятный гость, — сказал он, — сердце мое радуется, принимая друга. Он и его товарищи могут сесть у огня совета, трубка вождя будет им сейчас подана.

— Красный Волк великий вождь, — ответил Вольная Пуля, — я счастлив, что он расположен ко мне, и с величайшим удовольствием принял бы приглашение, если бы крайне важные причины не вынуждали меня как можно скорее отправиться к моим бледнолицым братьям, ожидающим меня на незначительном расстоянии от лагеря апачей-антилоп.

— Надеюсь, что никакое облако не находится между Седой Головой

и его братом Красным Волком, — лукаво заметил вождь. — Храбрые воины должны уважать друг друга.

— Я того же мнения, вождь, вот потому-то я и вошел так открыто в ваш лагерь один, когда мог прийти со многими белыми воинами.

— Лагерь друзей белого охотника недалеко отсюда? — спросил Красный Волк.

— Недалеко, — ответил Вольная Пуля, — на четыре или пять перелетов стрелы, не более, по направлению к западу.

— О-о-а! Жаль, — сказал индеец, — иначе я проводил бы своих братьев до их лагеря.

— А кто мешает вождю идти с нами? — откровенно осведомился старый охотник. — Уж не боится ли он дурного приема?

— О-о-а! Кто посмел бы не принять Красного Волка с должным ему уважением? — гордо возразил апач.

— Конечно, никто.

Красный Волк наклонился к подчиненному вождю и сказал ему на ухо несколько слов; тот встал и ушел с прогалины. Охотники с беспокойством наблюдали это движение и обменялись взглядом, который означал: будем настороже! Без притворства отступив на несколько шагов, они сдвинулись плотнее, готовясь действовать при первом же подозрительном знаке; зная предательский характер людей, среди которых они находились, они ожидали от них всякой гадости. В следующую минуту индеец, высланный вождем, возвратился на прогалину; он отсутствовал не более десяти минут.

— Ну что? — спросил его Красный Волк.

— Правда, — лаконично ответил индеец.

Лицо вождя омрачилось, слова индейца убедили его, что Вольная Пуля не лгал ему, — он выслал индейца для того, чтобы тот справился, действительно ли поблизости видны огни лагеря бледнолицых.

Ответ посланного убедил его, что измена в настоящую минуту немыслима, что придется продолжать выказывать притворное расположение и расстаться с беспокойными гостями не так, как ему хотелось бы.

По его приказу лошади были отвязаны и воины вскочили в седла.

— Близок день, — сказал он. — Луна вернулась к большой горе. Я отправляюсь в путь с моими воинами. Пусть Ваконда покровительствует моим белым братьям!

— Благодарю, вождь, — ответил Верный Прицел, — не пойдете ли и вы со мной?

— У нас разные дороги, — сухо ответил вождь, отпуская поводья своего коня.

— Это верно, проклятая собака, — проворчал сквозь зубы Вольная Пуля.

Отряд индейцев помчался во весь опор и исчез в темноте.

Скоро не стало слышно и конского топота, слившегося вдали с ропотом прерий.

Охотники остались одни. Подобно авгурам 6 древнего Рима, которые не могли без смеха взглянуть друг на друга, рассмеялись и охотники после торопливого отъезда апачей. По сигналу Верного Прицела к ним присоединились Летучий

Орел и Дикая Роза, и все уселись перед костром, так ловко отнятым у врагов.

— Гм! — сказал Вольная Пуля, набивая свою трубку. — Долго я буду смеяться над этой проделкой, она напоминает мне подобный случай с пауни в тысяча восемьсот двадцать седьмом году в верхнем Арканзасе. Я был тогда очень молод, только начинал жизнь в прериях и, конечно, не привык еще К индейской дьявольщине. Я помню, что…

6

Авгуры — римские жрецы, улавливавшие поданные божеством знаки и толковавшие их. Согласно Цицерону, в его время авгуры не могли без улыбки смотреть друг на друга при совершении гаданий, ибо не верили в них.

— Но каким образом ты очутился здесь, Вольная Пуля? — прервал его Верный Прицел.

Он знал, что как только Вольная Пуля начнет рассказ, то и конца ему не будет: достойный человек в продолжение своей долгой жизни, наполненной разными приключениями, натворил столько необыкновенных вещей, что всякая случайность, в которой он был не только действующим лицом, но даже свидетелем, была поводом к бесконечному рассказу. Его друзья, зная за ним эту слабость, без церемонии прерывали его. Надо отдать справедливость Вольной

Пуле — он никогда не сердился на них за это; правда, через десять минут он начинал новую историю, которую сновапрерывали.

На вопрос Верного Прицела он ответил:

— Поговорим, а после я расскажу вам об этом. Потом он обратился к Доминго:

— Друг мой, — сказал он ему, — благодарю тебя за помощь, оказанную нам. Возвращайся в лагерь и не забудь о своем обещании, в особенности не пропусти случая передать известному лицу все, что видел.

— Конечно, не беспокойся, старый капканщик. Прощайте.

— Успехов.

Доминго закинул ружье на плечо, закурил трубку и скорым шагом направился к лагерю, в который вошел через час.

— Теперь, кажется, ничто не мешает тебе отвечать мне, — произнес Верный Прицел.

— Сейчас, друг мой, есть еще одна вещь.

— Что же еще?

— Вот уж и ночь почти прошла, она была тяжела для всех. Полагаю, что двухчасовой сон был бы нам необходим, тем более, что спешить нам некуда. Скажи мне только одно, и затем спи сколько тебе хочется.

— Какое же это слово?

— Как это ты так вовремя сумел прийти ко мне на помощь?

— Именно этого-то вопроса я и опасался, он заставит меня пуститься в подробности, которые невозможно рассказать за одну минуту.

— Я потому хотел бы знать об этом теперь, что несмотря на желание пробыть с тобой несколько дней, я должен тебя покинуть с восходом солнца.

— Полно, это невозможно. Что же вынуждает тебя к этому?

— Я обязался быть фланкером одного каравана, к которому еще два месяца тому назад обещал присоединиться завтра, в два часа пополудни, у брода Рубио. Ты знаешь, как для нас, охотников, священно обязательство, и не захотел бы, надеюсь, чтобы я не сдержал своего слова.