Флавиан. Армагеддон
Шрифт:
У меня какое-то сильное «братское» чувство к нему шевельнулось, как у монаха к монаху, я прикоснулся к его плечу, вроде как приобнял, и сказал искренне, от всей души:
«Какой же крест Вам тяжёлый приходится нести, Владимир Владимирович!».
Он взглянул мне в глаза, чуть улыбнулся уголками рта и спокойно ответил:
«Вы даже не представляете, отец Александр, насколько тяжёлый!».
И я понял, глядя ему в глаза, что он всё лучше многих осознаёт, что он как камикадзе — взлетел, шасси сбросил, и теперь только два пути — либо собьют в полёте,
Как у нас, монахов, говорят — «с креста не сходят, с креста снимают!» — это и про него тоже!
Бог Путина на руководство страной поставил, а он принял и несёт это «послушание».
Вот так, отцы, с тех пор я за раба Божия Владимира сугубо молюсь — укрепи и спаси его, Господи! — и вас к тому же призываю.
Вы меня знаете, я человек немолодой, жизнь мирскую и монашескую повидавший, я за свои чувства и слова отвечаю. Так вот: думаю, что такого президента, как Путин, у нас ещё не было и, наверное, уже не будет, времена не те…
— Он и начал-то своё правление как положено Российскому правителю, с Божьего благословения, — задумчиво сказал Флавиан. — Сейчас вспоминаю: я читал, что в тот момент, когда ему предшественник в президентском кабинете Кремля власть передавал, там с ними Патриарх Алексий был, и Путина на его новое служение по-православному благословил.
— Да, я тоже об этом читал! — подтвердил схимонах.
— И я, кстати, тоже, — присоединился к ним я. — Видно, не просто так оно было, это благословение…
***
С того разговора прошло уже… — сами посчитайте, сколько прошло! С тех пор уже сколько всего случилось — вторая чеченская война, Грузия, кризисы всякие, возвращение Крыма, гражданская война на Украине — совсем не скучное время.
А я чем дальше, тем увереннее отвечаю, когда слышу от иностранцев про «clever and strong» Путина — Yes, ребята, я тоже так думаю!
Глава 10
ПАРИЖ
— И всё-таки круассан с чашкой кофе на Монмартре главнее, чем поездка на кораблике по Сене! — я был не смирен и не послушлив. — На кораблике можно прокатиться и вечером, после поклонения Терновому Венцу в Нотр-Даме, фонарики везде будут гореть красиво, ну и вообще!
Очевидно, это универсальное «вообще» перевесило, хотя не исключено, что слово «кофе» также возымело свою магическую силу на батюшку, и Флавиан, наконец, махнул рукой:
— Хорошо! Так и решим, с утра на Монмартр, заходим в собор; затем идём к художникам, пьём там кофе с круассаном, спускаемся с горы мимо мастерской Пикассо, едем в Латинский квартал и смотрим Сорбонну.
— По времени, там где-нибудь можно и пообедать. У меня где-то тут лежит
— Посмотрим, как будем успевать, — Флавиан продолжил: — Затем в три часа выносят Терновый Венец в Нотр-Даме, мы прикладываемся к нему. Сколько это займёт времени — нам неизвестно, поэтому на остаток дня планируем прогулку на «трамвайчике» по Сене и после просто пройдёмся по вечернему Парижу.
— Но только по центральным светлым улицам! — я произнёс это как можно серьёзнее, зная способность Флавиана забредать куда-нибудь в «дебри», — в Париже высокий уровень криминала.
— Хорошо! — смиренно согласился батюшка. — Елисейские поля подойдут?
— Не знаю, не знаю, сейчас посмотрю по карте в путеводителе, — я был ворчлив после звонка в Москву батюшкиному кардиологу Ксении, которая строго отчитала меня за не вовремя впихнутое во Флавиана лекарство (ну не хотел он в машине на ходу из бутылочки запивать таблетки!), из-за чего у него по прибытии в отель из аэропорта подпрыгнуло давление.
— Ладно, Лёша, ты тут сам определяйся с маршрутами, а я пошёл спать! — сказал Флавиан, вставая с дивана (!) и взяв чётки (!) ушёл в свою спальню и сел в кресло (!) не раздеваясь (Ксения! АУ!).
И что прикажете с ним делать?
***
Париж встретил нас неприветливо — на паспортном контроле молодой, благоухающий парфюмом пограничник, увидев перед собой священника, скривился и брезгливо проштамповав наши паспорта, презрительно кинул их нам на стойку. Я сдержался!
На выходе из зала получения багажа, катя на колесиках наши с Флавианом чемоданы, я первый углядел мужичка средних лет в бежевой спортивной курточке поверх белой рубашки с галстуком, держащего в руках лист А4 с напечатанным на нём словом FLAVIAN.
— Отче! — окликнул я FLAVIANa, — вон, кажется, наш «трансфер»!
Трансфер (букву Р в конце слова надо произносить грассируя, как среднее между Г и Р — гр-р-р! Так, наверное, будет звучать более по-французски), убедившись, что мы — это мы, выхватил у меня чемоданы и решительной походкой, словно опаздывал из-за нас на встречу с премьер-министром, зашагал к выходу. Мы потрусили за ним.
Забросив наши вещи в багажник и, не глядя, распахнув перед нами дверь мерседесовского (вполне ещё не убитого) минивэна, он влез на водительское сиденье, посмотрел в протянутом мною гостиничном ваучере название и адрес отеля и стартанул с места, едва не зацепив другого стартанувшего водителя (что он при этом сказал себе под нос, я, не зная французского, передать не могу…).
Вёл машину наш «трансфе-р-р-р» резко и нервно (может, поэтому Флавиан и не стал запивать таблетки из бутылочки, боясь облиться), периодически бормоча под нос французские слова в адрес других водителей, едущих рядом также резко и нервно.