Флердоранж – аромат траура
Шрифт:
– Нет, не подвозил. Она пешком шла. Да это ж все тут уже знают, что пешком!
– Да, знают-то все… А вы вчера утром в Лесном были, да?
– А то где же? Я ж работаю там. У меня рабочий день официально по контракту с девяти до семи. А приезжаю я утром когда в восемь, когда в семь, когда еще и петухи в деревне не пели. А уезжаю, между прочим, когда в девять, а когда и в десять.
– Вы вчера утром Филологову видели? – оборвал его Никита.
– Нет. Наталью Павловну я не видал. Я в дом даже не заходил. Некогда было, рабочие приехали, надо было с бригадиром договариваться. Фронт работ
– Какие еще проблемы?
– Воды грунтовые, – ответил Малявин нехотя. – Самая главная наша боль головная. Мы парк начали благоустраивать, потом фундамент разбираем старый одного из павильонов разрушенных, чтобы восстановительные работы с нулевого цикла там начинать. Ведь все заново делать надо – водой все размыто к чертям… А система дренажная в полной негодности. Воду надо по всему парку спускать, если дожди еще несколько дней продолжатся, так все совсем размоет, весь грунт, все берега. У нас оборудование кой-какое есть, но его не хватает. Экскаватор срочно пришлось вчера утром искать – траншеи пробивать отводные.
– А вы знали, что Филологова собирается утром на станцию? – спросил Никита.
– Конечно, знал. Все знали. Она еще дня за два меня и Салтыкова предупредила, мол, в понедельник ей в Москву надо.
– А раньше вы ее подвозили?
– А то! Конечно, подвозил. Когда на станцию, когда и в Москву. Отчего ж не помочь женщине?
– А когда вы подвозили ее до станции, то пользовались дорогой, что проходит через железнодорожный переезд?
– А это у нас тут самый короткий и удобный путь – на переезд, – Малявин покосился на Кулешова. – Все так ездят.
– Вчера утром около десяти часов вы этой дорогой куда ехали – на станцию? – спросил Никита.
Малявин уставился на него. Взгляд у него был тяжелый.
– Нет, не ехал я на станцию, – ответил он.
– Но ведь это дорога на станцию.
– На станцию и после станции продолжается. А я лично ехал не на станцию. На переезде стоял – это точно. Семафор красный был минут, наверное, пятнад-цать – все поезд какой-то ждали, – Малявин брезгливо поморщился. – Поезда тоже мне, чайники худые… Я ж вам объясняю русским языком – экскаватор мне достать нужно было, и ехал я в автохозяйство к Мужайле Павлу Тихоновичу, – он снова обернулся к молчавшему Кулешову, словно ища у него поддержки. – Он потом экскаватор пригнал в Лесное на пару часов.
– В автохозяйство через переезд – это в Сочи через Киев ехать, Денис Григорич, – заметил Кулешов. – Не с руки что-то.
– Так я еще в одно место заскочить должен был. В одну фирму на Рязанке. Насчет оборудования.
– И где эта фирма находится? – спросил Никита.
– У поворота на Бронницы. Где торговый центр «Автомир». Мне оборудование надо было забрать, что мы там заказывали. Поэтому я и поехал через переезд, чтоб потом сразу на Рязанку выскочить. Да вот там и застрял.
– Ну хорошо. Ясно, – Никита пока решил не настаивать. – Когда вы по этой дороге ехали в направлении переезда, ничего подозрительного не заметили?
– Нет, не заметил я ничего, – лицо Малявина помрачнело. – Понятно, почему вы меня об этом спрашиваете. Но я ничего такого не видел.
– Вы же сказали – не виделись вы с ней утром, откуда же знаете, на какую она электричку шла?
– А мне, для того чтобы знать это, видеть ее совсем не обязательно было, – едко отрезал Малявин. – Она на этой электричке, да будет вам известно, только и ездила. Это ж голутвинская, скорая. А если на дачный сядешь или на коломенскую, то на каждой платформе стоять будешь по сто лет.
– Когда вы узнали об убийстве? – спросил Никита.
– Когда? Когда уж милиция в Лесное заявилась по второму разу. Вы ведь и утром приезжали тоже, как мне Журавлева сказала.
– Приезжали. Только не утром, а днем, – Никита окинул его взглядом с ног до головы. – И, между прочим, вас в Лесном не было. А экскаватор, который вы доставать ездили, – вот он как раз уже был, грохотал, трудился. Опередил вас, выходит.
– Но я ж объясняю: я после автохозяйства на фирму заезжал на Рязанском шоссе, – Малявин покраснел. – Это тоже, знаете, быстро, в один миг, не делается. Надо было договориться, оборудование проверить. В Лесное я вернулся в начале первого. Долорес Дмитриевна доложила мне чуть ли не с порога – у нас, мол, милиция была, только уехала. А потом, где-то уж после обеда, вы снова явились. Ну и уж тут мы про убийство узнали.
«Снова какой-то бестолковый, беспредметный разговор получается, – с тоской подумал Никита. – И снова толчемся на одном месте и ничего конкретного. И показания этой старухи с переезда, дежурной, никакой пользы не принесли. Он и не отрицает, что был там, что ехал той же дорогой, которой шла Филологова… И почему это Кулешов сказал про него, что он сутяжник по натуре? Он ведь и не спорит с нами вроде, просто на каждый вопрос у него уже ответ заготовлен: это было вот так, а это так. Но, черт возьми, мы так с ним эту бодягу тут и до вечера не кончим!»
– Откройте багажник! – бросил он Малявину. Надо было как-то обрубить этот бубнеж, эту нудную говорильню.
– А это зачем? А это с какой радости, простите? – глухо спросил Малявин.
– Я хочу взглянуть на… – Никита встретился с ним взглядом. Стоп. А вот это уже интересно. Такая бурная реакция. Что это с ним? Чего это он так взвился? – Я хочу взглянуть на содержимое вашего багажника, – Никита положил руку на шершавую от грязи крышку багажника – свой джип Малявин, видно, давненько не мыл, предоставляя эту заботу осенним дождям.
– Это что же, обыск? Вы меня обыскиваете? – Малявин оглянулся на Кулешова.
– Это не обыск, – ответил тот скромно. – Пожалуйста, предъявите нам содержимое вашего багажника добровольно.
– Но с какой стати, зачем? Я не понимаю.
– Служба ГИБДД проводит на этом участке трассы плановый профилактический досмотр автотранспорта, – нашелся Кулешов. – Вы ведь, как законопослушный гражданин, подчинитесь требованиям госавтоинспектора?
– Я-то подчинюсь. Но вот жалобу завтра в прокуратуру напишу. Произвол какой-то – останавливают человека на дороге, шарят у него в машине, хватают, руки выкручивают…