Флердоранж – аромат траура
Шрифт:
– Простите, а вы кто по профессии? – спросила она Катю уже во время общей беседы, вяло перепархивавшей с одной темы на другую.
– Я юрист, – хоть в этом-то Катя решила пока их не обманывать.
– Да? Неужели? А вы какими вопросами занимаетесь?
– Да как вам сказать, Марина Аркадьевна, разными. И гражданскими делами, и уголовными… делами, – Катя улыбнулась ей ясной открытой улыбкой.
– Тут кое-кому как раз время к юристу обратиться, – усмехнулся сидевший напротив Валя Журавлев.
Катя подумала: «Надо же, а у паренька голос прорезался. В прошлый раз они
– Ваня, рада вас видеть, садитесь вот сюда, – громко приветствовала его Марина Аркадьевна, приглашая быть соседом. – Я из окна видела, как вы подъехали. Валентин, передай чашку. Поживее. Ваня, вам как обычно – очень крепкий? Ваш фирменный чифирь?
– Мой чифирь, – неласково буркнул Лыков.
Он пил свой чай с таким видом, словно его этим душистым, ароматным английским чаем пытали. И все бросал взгляды на сестру – Катя силилась разгадать их смысл и не могла. Ее постоянно отвлекал Валя Журавлев – на него вдруг нашел разговорный стих, и к тому же он постоянно шуршал обертками от конфет, которые ел в неумеренном количестве. К середине чаепития в столовой появились и Салтыков с Мещерским.
– Не падай духом, все наладится, вот увидишь, – донесся до Кати заключительный аккорд их приватной родственной беседы. Бодрым голосом завзятого оптимиста это сказал Мещерский.
Салтыков грузно опустился на свое место за столом – место хозяина и главы. Долорес Дмитриевна заботливо налила ему горячего чая. Положила меда и виш-невого джема в хрустальную розетку. Но сладости Салтыкова не обрадовали. Лицо его было печальным.
– Я всегда был страстный противник всех этих замков и решеток, противник охраны, – сказал он тихо, – но обстоятельства вынуждают меня. После таких страшных событий я должен думать о нашей общей безопасности. Денис Григорьевич был совершенно прав, а я с ним спорил, – он обвел столовую взглядом и не увидел за столом Малявина. – А я с ним спорил. Зря… Плетью, как говорится, обуха не перешибешь. Это точно. Но я несколько по-иному все это себе представлял. Все это, – он плавно повел рукой вбок. – В Париже все, что происходит здесь, на Родине, видится совсем по-другому. Сережа, дорогой мой, ты понимаешь, о чем я?
– Я все понимаю. А ты не принимай все так близко к сердцу. Все образуется, – откликнулся Мещерский.
– Я решил по совету Сережи, – Салтыков тепло посмотрел в сторону Мещерского, – и по совету Дениса Григорьевича принять меры к… Нет, нет, никаких решеток на окнах не будет. И железных дверей тоже не будет. Сережа только что рассказал мне, что даже в Москве сейчас жители ставят у себя в квартирах железные двери… Это дикость, варварская дикость. Такого на Руси-матушке никогда не было! При Тушинском воре и тогда не бывало… И в Лесном этого не будет. Но я приму меры, не беспокойтесь. Я решил – я обращусь к услугам частного
– Охрану наймете, Роман Валерьянович? – бойко спросил Валя Журавлев.
– Да, охрану. Двух, а может, и трех детективов с машиной. Завтра же позвоню в какое-нибудь толковое агентство.
– Вот Екатерина вам в этом, возможно, сумеет помочь, – сказала Марина Аркадьевна. – Мы тут все очень далеки от таких вопросов, а она, оказывается, юрист по профессии.
– Вы адвокат? – оживился Салтыков, оборачиваясь к Кате. – О, наши русские адвокаты. Я уже имел с ними дело, вам палец в рот не клади – откусите. Вы работаете в юридической фирме?
– Да, у нас довольно серьезная фирма, – подтвердила Катя, – со стажем. Я действительно могу помочь вам, Роман Валерьянович, я знаю несколько приличных охранных агентств. Обращаться на авось не стоит. Можно нарваться на жуликов и проходимцев.
– Это я уже понял. – Салтыков вздохнул. – Буду вам очень признателен.
– Вот мой телефон. Я постараюсь завтра же навести справки о стоимости их услуг, – Катя была сама любезность.
Мещерский смотрел на нее удивленно, однако не вмешивался. Объяснить свою ложь сейчас Катя ему не могла. Не могла сказать, что это реальный шанс внедрить в Лесное под видом частной охраны не одного, а сразу нескольких негласных информаторов. Колосов мог бы воспользоваться этим шансом.
– Ха! Кто так убивает, того никакая охрана не остановит, – хмыкнул Иван. – Я бы, Рома, дорогой, на твоем месте поступил бы не так.
– А как бы ты поступил? – вместо Салтыкова спросил Мещерский.
– А вот так, – Лыков полез в карман брюк и… брякнул на стол пистолет.
Звякнули чашки. Потом в столовой стало тихо-тихо. Валя Журавлев вытянул шею, напрягся, созерцая оружие. Катя тоже невольно подалась вперед. Это был вроде как «макаров»…
– Вот как бы я поступил. Кто сунется – тому пуля в лоб, – Лыков накрыл пистолет рукой. – А там суди меня бог и все ваши сто двадцать прокуроров. – Он поднял пистолет над столом.
Дуло уставилось прямо в грудь Салтыкова. Грохнул опрокинутый стул – это маленький Мещерский вскочил на ноги, точно подброшенный пружиной. Кто знает, что ему почудилось в словах своего дальнего родственника…
Лыков плавно нажал на курок и… из черной дырочки дула вырвался язычок синего пламени. Грозный с виду «макаров» оказался газовой зажигалкой. Обманкой. Салтыков поднес к губам чашку чая. Катя заметила, что рука его дрожит.
– Боже мой… Как вы нас напугали, разве можно так шутить? – выдавила Долорес Дмитриевна.
Красный от смущения Мещерский нагнулся поднимать стул с пола.
– Ты что, все еще пьян? – резко спросила брата Анна. – Не соображаешь, что делаешь?
И – Катя ясно прочла это по их лицам – неизвестно что произошло бы здесь, в этой комнате, за этим домашним чаем дальше. Обернулось бы все это грандиозным скандалом или же при всеобщей неловкости было бы спущено на тормозах. Узнать этого она так и не успела, потому что в дело внезапно вмешался внешний фактор.
Перед флигелем, взвизгнув натруженными тормозами, лихо затормозил милицейских «газик».