флэшбэк - flashback
Шрифт:
К весне я погряз в сессионных проблемах, после была практика — тоже не до перевода, а далее один месяц веселых каникул, который я провел на черноморском берегу. Осенью опять надо было сдавать хвост за предыдущий семестр, и когда я опомнился, то оказалось, что основная часть книги не переведена, а времени — меньше месяца.
Когда наступил срок, а я так и не прочитал всю книгу, это не особенно обеспокоило. Я понимал, что книгу придется отдать, но что-то же я оттуда узнал! И много! Кое-чему научился и освоил несколько весьма полезных в повседневной жизни вещей!
В тот же день, что и год назад, примерно
Когда я вернулся домой, то вдруг оказалось, что ничего не помню из прочитанного в той книге. Только название. Более того, скоро выяснилось, что пропали те необычные умения, что появились у меня за прошедший год. События того года вспоминались плохо. Схематично. А последующий период был вполне предсказуем — девушки странно на меня смотрели, и будто ждали чего-то, а мои с ними отношения пошли на убыль и из широкой реки быстро превратились в узенький ручеек. Друзья так и не вернулись, и я доучивался практически в полном одиночестве.
Вот такая вот байка. Ты думаешь, я сильно сожалел, что не осилил тогда всю книгу Ивана Антоновича? Совсем нет! Почему? А вдруг он бы взял меня в ученики? Что тогда? Я бы не смог отказаться! И во что бы я потом превратился? Не знаю! Но ничего человеческого во мне бы не осталось — это уж точно.
Закончив свой рассказ, Старик с минуту безмолвствовал, а я не знал, что надо сказать, поэтому тоже молчал. Можно подумать, что он действительно сохранил в себе что-то человеческое и гуманное. В конце концов, я все-таки не выдержал и выдавил из себя:
— Это правда? — вообще-то я не поверил тогда ни одному слову Старика.
— Знаешь, ты первый, кто задал мне этот вопрос, — задумчиво молвил Шеф.
— Вы действительно не ругали потом себя за то, что отказались? — осведомился я с утвердительно-вопросительной интонацией.
— А ты как думаешь?
— Думаю, что позднее вы раскаивались, винили себя. И не раз. Но давно, а после привыкли, и вспоминали, как забавный случай из какой-то другой жизни.
В первый момент Шеф ничего мне не ответил. Похоже, он уже пожалел, что поведал мне эту историю. Выдержав свою фирменную паузу, он сказал:
— Знаешь, почему я пересказал тебе этот эпизод? — и, не дождавшись моего ответа, продолжил. — Ну, во-первых, потому, чтоб ты знал — все в жизни выглядит не совсем так, как кажется. Это я в широком философском понимании проблемы. Я старый человек, давно уже живу на свете, но об этом и без меня писали умные люди, причем очень много. А во-вторых, для того, чтобы ты ни о чем не жалел, и ни о каких потерях себя не обвинял. Даже если… ну, потеряешь ты свой отдел. Ну, вернешься обратно
— Но, босс, мы же с вами еще тогда договорились…
— О чем это? Вот закончишь то скандальное дело, и переводи ее ко мне. Ты давно с ней спишь? Можешь не отвечать, я и так все про вас знаю. Так вот, сексуальные отношения между сотрудниками запрещены уставом нашей Службы. Давал подписку? Думаешь — формальность, и можно не соблюдать? Многие так думают… до поры до времени.
41. Алекс
Лора с Алексом неспешно шли по аллее холодного парка. Они миновали женщину, что вывела гулять своего черного «готичного» кота в темной шлейке из мягкой кожи. Кот презрительно глянул на Алекса и пошел дальше со своей хозяйкой. Лора вдруг остановилась и некоторое время, запрокинув голову, смотрела вверх, в грязное небо, в котором летали птицы. На фоне темно-серого неба голые весенние деревья едва заметно покачивались, а их ветки выглядели черными от влаги. Прохожие кутались в большие широкие капюшоны и теплые шерстяные шарфы. Алекс почему-то вспоминал парк в Монпелье, тот самый, по которому гулял еще Нострадамус. Говорят, что именно он раскрыл связь жизни парка с существованием города, в котором этот парк находится.
— Говорят, что в Лондоне разные бабушки всегда выгуливают котов и кошек в кожаных ошейниках, — задумчиво сказал Алекс. — Это правда?
— Слушай, я сто лет не была в Лондоне. Может, там что-то и изменилось за эти годы или это специфические районы, но такого я не видела ни разу… — Лора опустила голову и поправила капюшон.
— Почему-то вспомнилось. Кто-то что-то говорил, и я решил спросить у очевидцев. Или это только во Франции так принято? Да, а что, ты совсем бросила писать рассказы? Этот твой текст про юг — он же прекрасен.
— Это не текст. Я это только сейчас придумала.
— Все равно. У тебя хорошо получается, и мне всегда нравились твои тексты.
— Я знаю, мне уже говорили. И ты говорил. Может быть, и буду еще. — Лора ненадолго замолчала, поправляя выбившуюся из-под капюшона рыжую прядь волос. — У меня времени нет абсолютно, ты же знаешь, не успеваю, блин, ничего. Дом — работа, дом — работа… и в промежутке сон, которого мне не вечно хватает. Еще надо в магазин сходить, еду приготовить, постирать и телек посмотреть, а выходные забиты всякими делами, что за неделю накопились... В общем — часто хочется дурой набитою стать, как в том стишке, про уставшую деловую женщину.
— Что за стишок? — Алекс правда не понял, о чем она говорит. — Почему про уставшую деловую женщину?
Тут Лора стала декламировать по памяти:
— «Хочется дурой набитою стать, –
Чтоб позабыть, как писать и читать,
Чтобы в постели — круглые сутки...
Чтобы смеяться на глупые шутки...
Чтобы переться от розовой шмотки,
Чтобы подруги — одни идиотки,
Чтоб в ридикюле духи и жЫвачка,
Чтоб Петросян насмешил до усрачки.
Чтобы компьютер — большой калькулятор,