Флэшмен на острие удара
Шрифт:
— Не смею задерживать вас, полковник, — проговорил граф все тем же ледяным тоном, и вся неизмеримая заносчивость русского аристократа проявилась в том, как он не взглядом, не жестом, а всего лишь едва заметным движением головы обратился к моему сопровождающему и тот пулей выскочил из молчаливой толпы.
— Быть может, мы свидимся в Староторске, — сказал Игнатьев и с легким поклоном повернулся спиной.
Мой сопровождающий поспешно, но уважительно проводил меня до телеги, будто дождаться не мог, когда же мы уедем. Я ничуть не возражал: чем меньше времени проведешь в обществе таких людей, тем лучше.
Она меня потрясла — эта короткая встреча. Бывают люди ужасные в самом истинном
Я поинтересовался у своего штатского, кто такой этот Игнатьев, но услышал в ответ только невразумительное бормотание. Русские не любят говорить о начальстве — это небезопасно, и я сделал вывод, что Игнатьев — пусть и простой капитан — настолько важная и родовитая персона, что о нем лучше вообще молчать. Так что я стал утешать себя мыслью, что, возможно, видел его в первый и последний раз (ха-ха!), и обратился к созерцанию окружающего пейзажа. Через несколько миль унылая степь уступила место пространным, хорошо возделанным полям, на которых трудились крестьяне и животные; дорога стала лучше, и вот пред нами предстало внушительное бревенчатое строение с двумя крыльями, многочисленными пристройками, в окружении стен с воротами. Вдали курились дымки деревни. По посыпанной гравием дорожке, идущей между двумя ухоженными газонами с ивами по краям, мы вкатились через въездную арку в просторный двор и остановились перед домом на площадке для карет, где бил красивый фонтан.
«Так, думаю я, — немного повеселев, — уже лучше». Цивилизация посреди варварства, да еще какая! Приятное местечко, изысканные удобства, прекрасный климат — целебные источники, вне сомнения, — что еще нужно усталому солдату для отдыха и поправки здоровья? Флэши, сынок, здесь очень даже мило пожить до подписания мирного договора. Гармонию нарушал только вид застывшего у парадного входа казачьего караула, напомнивший мне, что я все-таки пленник.
Появился лакей, и мой штатский пояснил, что меня проводят в отведенные апартаменты, после чего произойдет встреча с графом Пенчерьевским. Меня отвели в прохладный, обитый светлыми панелями холл, и если могло что-то еще ободрить мой поникший дух, так это роскошные меха на отполированном до блеска полу, удобная кожаная мебель, цветы на столе, уютный аромат покоя и прелестная блондиночка, только что спустившаяся с лестницы. Встреча с ней была столь неожиданна, что я мог только хлопать глазами, таращась на нее, как бедолага Вилли на свою шлюху из Сент-Джонс Вуда.
А там было на что поглазеть. Среднего роста, лет восемнадцати-девятнадцати, с пышной грудью, осиной талией, с задорно вздернутым маленьким носиком, розовыми щечками с ямочками и копной серебристо-русых волос, девица могла заставить истекать слюной кого угодно, особенно если ты два месяца не был с женщиной и только что завершил долгое утомительное путешествие по Южной России, не видя никого, кроме уродливых крестьянок. В мгновение ока я мысленно ее раздел, повалил и оседлал. Когда мы разминулись, я поклонился на самый бравый манер, она же скользнула по мне безразличным взором раскосых серых глаз. «Не буду возражать, если война окажется долгой», — подумал я, глядя ей вслед, но тут меня отвлек мажордом, пробормотавший свое вечное: «Pajalsta, excellence», [51]и, проведя меня по широкой скрипучей лестнице, затем по изгибающемуся коридору, остановился наконец у высокой
— Входите… Нет, как же это по-русски… khadee-tyeh! [52]
Услышав знакомую речь, я усмехнулся, и вбежал внутрь, крича:
— Хелло, приятель, кто бы ты ни был! — и протянул руку.
Мужчина примерно моего возраста, читавший на кровати, изумленно уставился, опустил ноги на пол, встал и снова рухнул на постель, глядя на меня, как на призрака. Он затряс головой, пытаясь стряхнуть наваждение, а потом закричал:
— Флэшмен! Святые небеса!
Я обомлел. Где-то я его видел, только не мог вспомнить где. И тут годы повернулись вспять и передо мной предстало лицо мальчика в цилиндре, а мальчишеский голос произнес: «Сожалею, Флэшмен». Да, это он самый и был — Скороход Ист из Рагби!
VI
Бесконечный миг мы, не отрываясь, смотрели друг на друга, потом из наших уст одновременно вырвалась одна и та же фраза:
— Какими судьбами тебя сюда занесло?
Мы растерянно осеклись, потом я говорю:
— Меня взяли в плен под Балаклавой, три недели назад.
— А меня захватили в Силистрии, три месяца назад. Я здесь уже пять недель и два дня.
И опять мы молча смотрели друг на друга некоторое время. Наконец я не выдержал:
— Так, дома тебе явно не стоило объяснять, что значит быть гостеприимным. Неужто ты мне даже стул не предложишь?
При этих словах он подпрыгнул, залился краской и рассыпался в извинениях — все тот же прямодушный Скороход, насколько можно судить. С тех пор он стал выше и тоньше, каштановые волосы поредели, но в нем сохранилась все та же порывистая, неуклюжая нервозность, памятная мне по прежним временам.
— Все это так внезапно, — заикался он, пододвигая мне стул. — А… Ах… Я так рад видеть тебя, Флэшмен! Ну же, дружище, дай руку! Вот! Ну и ну… экий ты вымахал, будь здоров! Ты всегда был верз… высоким парнем, хотел я сказать. А все-таки, разве это не удивительно… эта наша встреча вот здесь… спустя столько времени! Дай-ка подумать: прошло уже четырнадцать… нет, пятнадцать лет с тех пор как… как… хм…
— Как Арнольд выпер меня за то, что я напился вдрызг?
Он опять покраснел.
— Я собирался сказать… с тех пор, как мы виделись в последний раз.
— Ну да. А, не бери в голову. В каком ты чине, приятель? Майор небось? Я вот полковник.
— Да, я знаю. — Он как-то странно, почти застенчиво улыбнулся мне. — Ты молодчина… про тебя все знают… все ребята из Рагби говорят о тебе, когда встречаются…
— Да неужто? Наверняка без большой теплоты, а, юный Скороход?
— Ах, да ладно тебе!
— Что ты хочешь сказать?
— Брось! Мы ведь тогда детьми были, а мальчишки никогда не ладят толком, особенно коли есть старшие и младшие и… Ну, что было, то прошло! Да нет, все гордятся тобой, Флэшмен! Брук, Грин и еще молодой Брук — он, знаешь, на флоте служит. — Ист замялся. — Доктор гордился бы тобой больше всех, я не сомневаюсь.
«Ага, вполне вероятно, — думаю я, — чертов старый ханжа».
— … все знают про Афганистан, про Индию и про все, — продолжал он. — Я сам был там, знаешь ли, во время Сикхской кампании, когда ты увенчал себя новыми лаврами. А все мои приобретения состояли в огнестрельной ране, дыре в ребрах и сломанной руке. [XXIII*] — Ист невесело рассмеялся. — Боюсь, похвастать особо нечем. Потом я купил патент Сто первого, и… Господи, что это я так разболтался! Ах, как я рад видеть тебя, старина! Это же удивительная, прекрасная вещь! Дай-ка получше разглядеть тебя! Клянусь Георгом, вот это баки, однако!