Флэшмен
Шрифт:
— Что до меня, — заявил я, — то я воистину сожалею о случившемся. Но удар был за капитаном Бернье, не за мной. Однако вот еще раз моя рука.
— Почему вы потратили выстрел? — резко спросил Бернье. — Хотели сделать из меня посмешище? Почему не выстрели, как должно поступать мужчине?
— Дорогой сэр, — ответил я. — Я не указывал вам, куда направить ваш выстрел; так не указывайте мне, куда направлять мой.
Эта реплика, должен вам заявить, попала во все словари крылатых выражений. Не прошло и недели, как она прозвучала в «Таймс», и мне рассказывали, что, услышав ее, герцог Веллингтон заметил:
— Чертовски хорошо сказано. И чертовски верно. Вот так этим утром родилось имя Гарри Флэшмена — имя, немедленно доставившее
15
Томас Бабингтон Маколей (1800–1859) — знаменитый английский поэт, историк и государственный деятель.
Единственным человеком, критически настроенным ко мне, оказался отец. В одном из немногих своих писем он советовал мне: «В другой раз не будь таким безмозглым идиотом. На дуэли дерутся не ради того, чтобы палить в молоко, а чтобы убивать своих противников».
Итак, получив Жозетту по праву завоевания, — могу сказать, она испытывала нечто вроде благоговения по отношению ко мне, — и, составив себе репутацию храбреца, меткого стрелка и обладателя прекрасных манер, я чувствовал себя просто великолепно. Единственной занозой был Брайант, но я легко уладил этот вопрос.
Устав восхвалять меня в день дуэли, он пришел спросить насчет своих десяти тысяч. Ему было известно, что у меня, или, правильнее сказать, у моего отца — есть значительное состояние, но я прекрасно понимал, что никогда не сумею выпросить десять тысяч у сатрапа. Так я и заявил Брайанту, и вид у него стал такой, будто я со всех сил пнул его ногой в живот.
— Но ты же обещал мне десять тысяч, — принялся клянчить он.
— Это было нелепое обещание, ты сам поймешь, если хорошенько поразмыслишь, — ответил я. — Десять тысяч золотых! Я хочу сказать: кто заплатит такую уйму денег?
— Лживая свинья! — взревел он, чуть не плача от ярости. — Ты же поклялся заплатить!
— Еще одна глупость, в которую ты поверил, — отмахнулся я.
— О да, клянусь Богом! — буркнул Том. — Стоило догадаться об этом! Ты не обманешь меня, Флэшмен, иначе я…
— Иначе ты что? Расскажешь об этом всем? Признаешься, что отправил человека к барьеру с незаряженным пистолетом? Интереснейшая получится история. Тебе придется признаться в тяжком проступке — это ты понимаешь? Не знаю, поверят ли тебе, но то, что выкинут со службы за недостойное поведение — это уж наверняка. Не так ли?
Теперь он видел, как обстоят дела, и ничего не мог с этим поделать. Брайант принялся топать ногами и рвать на себе волосы, потом стал упрашивать меня, но я только посмеялся над ним. Под конец стал угрожать.
— Ты пожалеешь об этом! — кричал он. — Богом клянусь, я еще доберусь до тебя!
— На это у тебя не больше шансов, чем заполучить десять тысяч, — заявил я, и ему ничего не оставалось, как уйти.
Брайант
В любом случае, я мог поздравить себя с тем, какой оборот приняла эта история. Оглядываясь назад, должен сказать, что это было одно из самых важных и полезных событий в моей жизни. Однако впереди меня поджидали проблемы, вызвавшие весьма неприятные последствия. Случилось это спустя несколько недель и закончилось тем, что мне на время пришлось оставить полк.
Описанные выше события произошли незадолго до того, как нашему полку «выпала честь» (как это называли) служить почетным эскортом на пути в Лондон прибывшему в страну будущему супругу королевы, принцу Альберту. Его сделали шефом полка, и среди прочего нам пожаловали мундир нового образца, а Одиннадцатый легкий драгунский сменил название на Одиннадцатый гусарский. Ну это так, к слову. Что важно: принц почувствовал к нам живейший интерес, а сплетни про дуэль наделали столько шума, что он не мог оставить их без внимания и, будучи лицемерным немецким педантом, нашел повод сунуть свой нос в это дело.
Тут-то я и влип. Как это так?! — в его дорогом новом полку есть, оказывается, офицеры, путающиеся с французскими шлюхами, и даже дерущиеся из-за них на дуэли! Принц пришел в неистовство, и в результате Кардиган вызвал меня и посоветовал исчезнуть на время, ради моего же блага.
— От меня потребовави, — сказал он, — чтобы вы оставиви полк. Мне дано официавьное распоряжение, которое надо понимать как постоянное, но я намерен трактовать его как временное. У меня нет жевания вишаться усвуг такого многообещающего офицера, это также и в интересах Его Коровевского Вевичества, смею вас уверить. Вы, конечно, можете подать в отставку, но я думаю, двя вас будет вучше, если вас куда-нибудь откомандируют. Я отправвю вас, Фвэшмен, в другую часть, пока вся эта кутерьма не увяжется.
Мне эта идея не слишком импонировала, а когда выяснилось, что для меня избрали полк, расквартированный в Шотландии, я почти взбунтовался. Но вскоре понял, что это только на несколько месяцев, а кроме того, важно было сохранить на своей стороне Кардигана: случись, например, что на моем месте оказался бы Рейнольдс, дело приняло бы совсем другой оборот, а вот я числился у Кардигана среди любимчиков. А любой подтвердит, что если вы числитесь в любимчиках у лорда Ну-Ну, то он будет горой стоять за вас, все равно, виноваты вы или нет. Старый дурак.
IV
Мне пришлось служить во стольких странах и иметь дело со столькими людьми, что грехом для меня было бы пытаться развесить на них ярлыки. Я рассказываю вам, что видел, а уж строить умозаключения — это ваше дело. Шотландия и шотландцы мне не понравились: местность я нашел сырой, а людей — грубыми. Они наделены превосходными качествами, жутко утомляющими меня: бережливостью, прилежанием и постнолицым благочестием, а девушки их по большей части милые, но могучие создания, весьма, без сомнения, привлекательные в постели для тех, кто является любителем такого сорта женщин. Один мой знакомый, спознавшийся с дочерью шотландского священника, описывал, что их любовные утехи скорее напоминали борцовский спарринг с драгунским сержантом. Жителей Шотландии я нашел чванными, враждебными и жадными, они же нашли меня наглым, самоуверенным и хитрым. Но это по преимуществу; были и исключения, как вам предстоит убедиться. Лучшее, что я обнаружил здесь, были портвейн и кларет, в которых шотландцы знают толк, а вот их пристрастия к виски я никогда не разделял.