Флибустьер времени. "Сарынь на кичку!"
Шрифт:
* — Дож невольно преувеличивает возможности иезуитов. Слухов об их могуществе и огромных возможностях ходило множество, им приписывали организацию убийств, к которым они не имели отношения. А уж влияние их на султана равнялось нулю, просто во время тяжелейшей войны с Персией ему совсем не улыбалось воевать ещё и с империей.
Известия
Распространялся слух, может быть, не так быстро, как известие о его предполагаемой смерти, но неотвратимо. Добровольными распространителями, искренне в него поверившими или просто пересказывавшими как нечто интересное, стали тысячи путешествовавших. Сначала по дорогам Анатолии, потом Сирии, Ливана, Египта, Румелии. Дошёл он и до ушей властителей соседних стран, не вызвав такого сопереживания, как у замученных поборами райя Османского султаната, но вынудив их дать указания своим шпионам о проверке. Чем шайтан не шутит, пока Аллах спит?
В связи с временным отсутствием верховных властей люди, рассказывая о чудесном спасении султана, не таились и не оглядывались испуганно. Верховного повелителя, которому такие разговоры не понравились бы, в стране пока не было, а запугать их недремлющей "кровавой гэбнёй" никто не успел. Не наступило пока время для неусыпно бдящих на страже общечеловеческих ценностей правозащитников.
— Зачем — в пещеру? Почему он не призвал себе на помощь своих верных защитников, янычар? — удивлялись слушатели такому поведению халифа.
— Потому как понял — убить его хотят именно они, янычары, призванные его защищать. Как убили раньше его старшего брата. Слышал, наверное? Вот и Мурада тоже решили убить.
— Слыхал, конечно. Эээ… только, всё-таки, не понял, почему именно они? Вроде бы они, янычары, его столько лет слушали, в походы с ним ходили.
— Сам посуди. Дорога узкая?
— Ну… узкая.
— Войско большое?
— Конечно, большое, не какое-то паршивое племя замирять шли, а против Персии, малым здесь не обойдёшься.
— Значит, войско растянулось по дороге не на один полёт стрелы?
— И не на десять.
— Султан, как думаешь, где ехал?
— Эээ… в каком смысле?
— Ну, впереди войска, посредине, сзади всех?
— Ясное дело — посредине. Впереди или сзади враги могут подстеречь, а посредине вокруг все свои.
— О! Ты сам сказал, что вокруг — все свои. Так кто же мог взорвать сразу четыре большущих мины, если вокруг все свои? Янычары.
Здесь обычно в разговоре следовала пауза. Будто в тысяче мест беседу ставил один режиссёр. Пауза могла быть большой или совсем короткой (это зависело от актёрского таланта рассказчика), но она, мистическим образом, возникала в тысячах постоялых дворов и харчевен халифата.
— Так хочешь сказать…
— Да, если вокруг только свои, значит, и убивать халифа покушались они же, янычары. Больше было просто некому. Да и сам подумай, как можно издалека вызвать взрывы сразу четырёх мин. Одновременно. Мостик-то коротенький, как можно подгадать хоть один взрыв, не говоря уж о четырёх, к короткому времени проезда султана по нему? Франки хоть и разбираются в разных сложных штуках лучше нас, правоверных, но они же не волшебники.
— А… вдруг…
После иногда кратких, иногда длительных обсуждений все приходили к мнению, что взорвать мины можно было, только находясь рядом с ними. Следовательно, без участия людей из охраны султана обойтись не могло. Окружали же его воины из оджака, капыкуллу.
Тут же возникал следующий вопрос: — Почему храбрецы-янычары пошли на предательство?
— Говорят, он решил от них, иноземцев, отказаться, а в войско нас, осман, призывать. И все привилегии — нам, истинным османам! А тяготы — на иноверцев переложить. Ну, им, ясное дело, не понравилось, среди них-то осман нет. Не все, правда, предать решили, вот поэтому не удавили его, как брата, а покушение устроили. Будто это франки из-за моря его убить решили. Да и с верой у них — непорядок. Мы который год с еретиками-шиитами воюем, а янычары-то, оказывается — тайные шииты!
— Да ты что?!
— Точно тебе говорю! Иначе давным-давно этих дикарей-кызылбашей победили бы. Да вот янычары со своими братьями по вере воевать не хотят.
— Как же этого, ну, что они — шииты, раньше не замечали?
— Почему не замечали? Прекрасно обо всём знали. Ты что, не знаешь, кого янычары больше всех славят? Зятя пророка — Али. Точь-в-точь как проклятые шииты. Только кого волнует, как там рабы в Аллаха верят? Воюют храбро, ну и ладно. Вот и не обращали раньше на это внимания. Но, видно, эта гниль окончательно источила их продажные сердца, и они решили предать повелителя.
— Да ты что?!
— Но Аллах всё видит! Вот и послал, говорят, ангела Джабраила на спасение халифа всех правоверных.
— Аллах, конечно, видит и знает всё. Только с чего он вдруг решил в земные дела вмешиваться?
— Кто мы такие, чтобы судить Аллаха? Решил и сделал. Всё в Его воле! Аллах велик!
Аргумент был неубиваемый для подавляющего большинства простых мусульман Анатолии. Если даже в конце двадцатого века с образованностью в Турции были немалые проблемы, то уж к середине века семнадцатого большинство тюрок там были безграмотны. В отличие, кстати, от Крыма, где большинство татарчат-мальчиков получали какое-никакое, а образование — в медресе. Даже язык правящей верхушки осман коренным образом отличался от языка простых турок и курдов. В нём персидских слов было в два с лишним раза больше, чем тюркских, а арабских — почти столько же. Выходцы из главной нации империи у османов очень редко становились высшими чиновниками. Ведь их обычно выдвигали из корпуса капыкуллу, где турки были редкостью. К тысяча шестьсот тридцать восьмому году в Анатолии более полувека практически непрерывно шли народные восстания против властей. Недовольство своим положением почти всех групп населения, кроме оджака и священнослужителей, зашкаливало. Не сыграть на подобной слабости было глупо.
Сценарий этих бесед разработали ещё в Азове, при подготовке к покушению на Мурада. Так получилось, что среди узкого круга посвящённых в тайну единственным человеком, имевшим исламское образование, был Срачкороб. Человек, вне всяких сомнений, умный и изобретательный, однако… вызывавший сильное сомнение у остальных посвящённых своей неистребимой тягой к шуточкам, причём — самого неприятного толка. Но расширять круг посвящённых побоялись, вынуждены были следовать его советам. После долгих сомнений решили, что шанс на дополнительную смуту у врага — великое благо, а там, глядишь, и Лжемурад объявится.