Флибустьер
Шрифт:
— Мужчины стоят дороже и на хлопковой плантации женщины полезнее. Да и какая-никакая баба у тебя будет. Уверен, что в Чарльстоне белых женщин намного меньше, чем мужиков, тебе вряд ли достанется даже рябая, — объяснил я. — Но пока не прибудем туда, рабы — моя собственность.
— Как договаривались, — мрачно произнес буканьер.
Он славно гульнул в Веракрусе, где спиртного было на каждого флибустьера немеряно, и передумал бы становиться хлопковым плантатором, если бы я позволил.
Когда мы, завершив дела с англичанами, снялись с якоря, в бухту зашел первый баркас. Флибустьеры с него рассказали, что они успели проскочить в Юкатанский пролив перед самым носом испанской эскадры, а вот повезет ли тем, кто шел за ними, — большой вопрос.
Губернатор Франсуа де Франкене сильно огорчился, получив свою долю наличными. Деньги — самый невыгодный груз, который можно увезти
— Что, рабов не захватили?! — удивился Франсуа де Франкене.
— Захватили, — ответил я. — Их привезут на других судах.
Про испанскую эскадру я ничего не сказал. У меня была уверенность, что в следующий мой приход сюда губернатором будет другой человек. Слишком это хорошее место для такого посредственного управленца без связей.
Старый Этьен продал все оставленные ему товары. Вычтя комиссионные, отдал мою часть драгоценными камнями, золотым песком и испанскими серебряными песо. В бриг, при всем желании, больше ничего не влезало. Разве что выкинуть бочки с водой и копченым мясом. Задерживаться на Тортуге не стал, сразу отправился домой, так и не дождавшись остальных судов нашей эскадры. Надеюсь, им повезет добраться до Эспаньолы целыми и невредимыми.
Чарльстон оказался небольшой английской деревней с деревянными домами и невзрачной церковью, которая от жилого дома отличалась только более высокой крышей. Ни таверны, ни трактира пока не было. Может быть, обслуживают пьяниц на дому. На единственной пыльной улице валяются свиньи, бегают куры, ходят вразвалку гуси, вытягивая длинные шеи и шипя на прохожих, провожают надменными взглядами индюки, дружно лают собаки из каждого двора. А вот кошек не видел, хотя англичане на каждом судне имеют две-три, а то и больше.
Я быстро купил свежих продуктов, после чего отдал Жильберу Полену деньги — доли его и алькатраса — и пятерых рабов, навьюченных узлами со всякими дешевыми предметами домашнего обихода, которые он набрал в Веракрусе после раздела добычи.
— Теперь твой дом будет здесь. Удачи! — пожелал я на прощанье и обнял его
— Да уж, удача не помешает, — молвил бывший буканьер сдавленным голосом.
Мне показалось, что еще чуть-чуть — и он расплачется. Мне тоже стало грустно, будто расстаюсь с лучшим другом, хотя за время перехода мы с ним почти не разговаривали. Я резко развернулся и пошел к катеру, нагруженному свежим хлебом из кукурузной муки, лукошками с куриными яйцами и курами в клетке из ивовых прутьев. На флоте привыкаешь к неизбежным встречам и расставаниям.
37
До Нанта добрались без приключений. В океане, как обычно, потрепало немного. Сейчас вспоминаю, как это мне в двадцать первом веке частенько удавалось проскочить через Атлантику, не попав в шторм? А ведь бриг шел быстро, в среднем узлов по девять, что не сильно уступало некоторым судам, имевшим честь пересекать океан под моим чутким руководством. Самое забавное, что мои матросы по запаху определили, что мы приближаемся к Европе, когда были милях в ста от нее. Они утверждали, что Атлантический океан возле Бретани пахнет не так, как в других местах. Поскольку на следующий день их слова подтвердились, пришлось поверить, что носы у этих матросов более чуткие, чем мой. Экипаж у меня в основном из бретонцев, а они считаются лучшими моряками и рыбаками во Франции. Жаль, что на следующий рейс придется набирать новых матросов. Эти возвращаются богачами, как они сами считают. Весь рейс они прикидывали, как потратят такую кучу денег. Планы были грандиозные и целомудренные. Вот только мой опыт подсказывал, что кое-кто прогуляет деньги быстро и без особого смысла и толка. Именно эти и вернутся на бриг весной.
В эстуарии Луары, напротив Сен-Назера, стояла французская эскадра: одиннадцать линейных кораблей, шесть фрегатов и полтора десятка мелких суденышек, в основном брандеров. Где-то в этом месте построят мост через реку. Судоходный пролет будет высоким, метров пятьдесят, но каждый раз, направляясь в Нант и проходя под мостом, я буду наклонять голову, словно боясь, что ударюсь лбом о его нижнюю кромку. В Сен-Назер тоже разок зайду на маленьком костере с контейнерами из Роттердама. Город посмотреть не успею, потому что выкидают нас за шесть часов, и еще час подождем прилив, потому что порт состоит из трех док-бассейнов, вход и выход в которые через шлюз во время высокой воды.
Как мне рассказали, за
Весь привезенный мною груз пошел на ура. Я сразу превратился из просто богатого в очень богатого. Что позволило мне купить за шестьсот тысяч ливров виконство Донж. В свое время его купил разбогатевший торговец пряностями, сумев за солидную мзду получить и титул. Мзда быстро окупилась, благодаря освобождению от налогов. Но тут появился Кольбер — и все пошло прахом. Торговец-виконт все равно не пожелал расстаться с сеньорией, но летом протянул ноги, а его наследник решил (и на моем примере тоже), что деньги принесут больше прибыли, вложенными в торговлю с колониями, Наследника не остановило даже то, что Жан-Батист Кольбер всего на пару месяцев пережил обиженного им торговца пряностями, и вновь появился шанс за мзду стать благородным человеком. Виконство приносило шестьдесят тысяч ливров в год. Обычно цену сеньории определяли, исходя из дохода за десять-пятнадцать лет. Мне уступили по нижней планке, потому что не было покупателей. Все предпочитали вкладывать деньги в торговлю с колониями, потому что за два-три года можно было удвоить капитал. Или потерять. Поэтому у меня появилось желание разделить риски, заимев еще и постоянный доход, не зависящий от моря. С тех пор я стал представляться виконтом Александром де Донжем.
Виконство располагалось на правом, северном, берегу Луары между Нантом и Сен-Назером, ближе к последнему. От реки его отделяло большое болото, точнее, несколько болот, которые я воспринимал, как одно. Прилив здесь высокий, до пяти-шести метров, низкие берега реки затапливало, так что шансов пересохнуть у болота не было. Усадьба находилась на холме. Раньше это был замок, но постепенно крепостные стены разобрали, а донжон перестроили в трехэтажный дом с двумя двухэтажными крыльями, которые служили жильем для слуг и хозяйственными помещениями: конюшней, псарней, каретной, сеновалом, кладовыми. Часть рва превратилась в рыбный садок, а остальное засыпали. Бывший владелец вывез всю мебель, потому что я отказался ее покупать, но комнаты все равно не казались пустыми, потому что их украшало бесчисленное количество гербов. Они были разные: с мечами, доспехами, шляпами, ключами… Многие гербы то ли недавно нарисовали или высекли на камне, то ли отреставрировали. Скорее всего, первое, поскольку настоящему виконту не надо слишком назойливо напоминать всем, что он виконт. Мне тоже это было ни к чему, поэтому, ремонтирую дом, приказал уничтожить все гербы, кроме тех, что были над каминами. Зимы здесь, благодаря Гольфстриму, теплые, но осень и весна затяжные, приходится обогревать помещения почти полгода. Делать это с помощью каминов нерационально, но я оставил по одному на этаж, потому что люблю сидеть вечером перед горящим огнем и пить мелкими глотками сладкое вино из Бордо, закусывая местным солоноватым коровьим сыром. В помощь каминам заказал водяное отопление и заодно водопровод и канализацию на кухню, в две ванные комнаты и в удобные, теплые сортиры на каждом этаже и отдельный для слуг, объяснив, как это все сделать. Кстати, унитазы уже появились. Правда, они еще далеки от тех, что будут у японцев — с музыкой, обмыванием, подтиранием и сушкой теплым воздухом, из-за чего появляется желание всю жизнь просидеть на унитазе.
А вот свору гончих собак я купил у прежнего хозяина. Благодаря им, зимой было не скучно. Провел я зиму в Нанте, потому что в усадьбе шел ремонт, но время от времени приезжал туда, чтобы поохотиться. В принадлежащих теперь мне лесах и болотах еще встречаются косули и дикие кабаны. Уже не так много, как два-три века назад, но я ведь и не запасал мясо тоннами, как раньше. Гарик сразу стал вожаком своры. По зверю он работал лучше, чем остальные собаки. Наверное, сказывалось детство и юность в джунглях.