Флибустьерские волны
Шрифт:
Старательно состроив испуганную физиономию, он попятился в угол, сгорбился и насквозь испуганным голосом зачастил:
– Ребята, вы что? Эй, парни! Что задумали? Мать вашу так, мы же в одной команде!
Санни с Филом, виновато переглядываясь, тем не менее целеустремленно подступали к нему, словно бравые гусары к горничной. Что до латиноса, то он заходил слева с совершенно непроницаемым лицом – этот, сразу видно, о существовании угрызений совести и порядочности знал лишь теоретически, да и то, надо полагать, не особенно и верил, что существует на свете этакая блажь...
– Санни! Фил! – отчаянно воззвал Мазур. – Вы что задумали?
– Да мы-то ничего... –
– Ничего личного, – поддержал Фил. – Так уж Тони распорядился...
Латинос надвигался с невозмутимым лицом, зажав в кулаках оба конца веревки и рывками натягивая ее время от времени. С его точки зрения, читалось в глазах, вся эта сентиментальная болтовня была в столь несложном деле решительно ни к чему...
Его обступили вплотную. Все еще сохраняя на лице выражение прямо-таки панического ужаса, Мазур спокойно рассчитал в уме все пируэты, выпады и прочие партитуры. И совершенно неожиданно для них прянул из своего угла, первым сшиб Фила, обрушился на двух других уже с тыла, работая всеми четырьмя конечностями, словно бездушный комбайн, рубящий колосья: «Эх, косил Ясь камышину...»
Как и было рассчитано, эта чертова мельница продолжалась краткие секунды, итог был предугадан и жесток – на полу распластались три тела, напрочь лишенные сознания на ближайшие четверть часа. По-хозяйски их охлопав, Мазур извлек три пушки, одну оставил себе на всякий пожарный, а две других зашвырнул под кровать.
И выдвинулся в коридор. Посмотрел под ноги. Прямо у его двери лежали два черных пластиковых мешка и объемистый моток отличной нейлоновой веревки. Интересно, почему мешков целых два? Кто еще ухитрился проштрафиться?
На цыпочках, совершенно бесшумно, он переместился по коридору, одну за другой открыв четыре двери, за которыми оказались лишь пустые комнаты. Второй этаж был чист, неприятеля в тылах не имелось. Убедившись в этом, он спустился вниз. Так же бесшумно и проворно, стремительно перемещаясь – и это было, как во сне, – заглянул в три комнаты, оставив ту, где беседовал с Тони, напоследок. А потом ворвался и туда...
Реакция у Тони оказалась похвально быстрая – успел вскочить и даже запустить лапу под безукоризненный пиджак, – но до Мазура, качественно надрессированного державой, ему было как до Луны...
Мазур ударил – раз, другой, добавил правой ногой, на лету подхватив падающего и выдернув у того из руки пистолет с глушителем. Времени на дальнейший осмотр дома было ни много и ни мало, в самый раз, но все равно следовало поторопиться. Его беспокоил неведомо где отсутствующий пятый, верзила Чахлый – не следовало оставлять в тылу столь габаритный экземпляр, который царапнуло лишь самую чуточку.
Ни во дворе, ни в сторожке никого не было. Там стоял лишь автомобиль Тони, роскошный синий «бьюик», сверкавший лаком и никелем так, что глаза резало. Поскольку шофера нигде не видно, босс, надо думать, сам любил повертеть баранку...
Но где же? Оба этажа проверены... Пару секунд подумав, Мазур вернулся в дом, распахнул дверь, ведущую в подвал, включил свет и спустился по узкой крутой лестнице.
Там Чахлый и отыскался – он лежал ничком на бетонном полу, аккурат под яркой лампочкой, головой в подсохшей темной луже, и в затылке у него Мазур сразу углядел аккуратное входное отверстие. Нагнулся, потом присел на корточки, зацепил указательным пальцем небрежно наложенную повязку.
Ага,
Стоя над покойником, Мазур печально покривил губы – и на этом завершил траурную церемонию. Как-никак не брат, не сват, не сослуживец, за что боролся, криминальный элемент, на то и напоролся.
Поднимаясь на второй этаж, подбирая моток веревки и примериваясь к нему прихваченным в подвале складным ножом, он уже принял четкое решение. Находясь на задании, он отроду не страдал ни излишним гуманизмом, ни благодушием – но эту четверку стоило оставить в живых из соображений чисто практических. Совершенно неизвестно, сколько еще ему придется пробыть на этом острове, суверенной территории США, какие перипетии грядут и чем все обернется. При таком раскладе крайне неосмотрительно было бы оставлять за собой столько трупов – в доме, где полным-полно его отпечатков пальцев, где его видели и сумеют опознать те четыре шлюхи. Все отпечатки ни за что не отыщешь и не уничтожишь – как и помянутых шлюх. Крайне неразумно пребывать на нелегальном положении на территории, находящейся под полной и безраздельной юрисдикцией Штатов, имея за спиной столько покойников – на него их в первую очередь и повесят, если что, и, между прочим, будут совершенно правы... Так что пусть живут, уроды. Все равно жаловаться властям на то, как с ними обошлись, безусловно не побегут – а сами в беспомощном состоянии проваляются достаточно долго, чтобы Мазур успел раствориться в безвестности, в роковой пропащности, как выражался классик...
Разрезав веревку, он на совесть потрудился над тремя гангстерами, завязав узлы так, чтобы не перехватило кровообращение, но и освободиться они сумели через сутки-двое, не раньше, да и то предельным изощрением усилий. Затыкать рты не стал – орать они все равно ни за что не станут. В доме как-никак лежит сумка с изрядной порцией некоего наркотика, а в подвале валяется труп. Орать выйдет себе дороже...
Он тщательно обыскал троицу, вытрясая из карманов все мало-мальски полезное, особое внимание уделив цепочке с ключами, взятой у латиноса – ключ зажигания от катера пригодится как нельзя лучше. Спустился на первый этаж и столь же надежно «упаковал» мистера Тони, начавшего уже приходить в себя. Уселся над ним на стул и преспокойно закурил, стряхивая горячий пепел прямо на нос лежащего – не садизма ради, исключительно для того, чтобы побыстрее привести в чувство. Следовало вдумчиво побеседовать с этой паскудой – Мазур к тому времени успел уже продумать великолепный ложный след, не только затруднивший бы погоню, но и осложнивший ее, сбивший бы с толку...
– Кончай прикидываться, хмырь, – сказал Мазур, наклонившись и присмотревшись. – У тебя ресницы трепещут... Открой зенки, а то пулю всажу...
Тони медленно открыл глаза, попробовал пошевелиться и тут же, осознав свое положение, перестал барахтаться. Крепкий орешек, вновь отметил Мазур. Кипит от злости, но не позволяет эмоциям прорваться наружу...
– Ну что, Тони? – спросил он дружелюбно, играя трофейным пистолетом с глушителем. – Сразу тебя хлопнуть, или желаешь с разговорами, как порядочная девочка?