Флинн при исполнении
Шрифт:
Ничего. Мертвая тишина.
Он набрал «0».
В трубке по-прежнему тишина.
Фонари на улице погасли.
Флинн опустил трубку на рычаг.
В дверь тихо постучали.
Флинн, тоже тихо, ответил:
— Входите, комиссар.
Глава 31
Комиссар полиции Бостона Эдди Д'Эзопо вошел в комнату Флинна со словами:
— А я тебя искал.
Флинн обошел кровать.
— О… А я решил прогуляться по лесу. А потом немного покатался на санках
Д'Эзопо выглядел особенно большим, грузным и высоким в этой маленькой комнатенке. Несомненно, что именно эти внушительные размеры, а также почти не покидающая его лицо мальчишеская ухмылка в немалой степени поспособствовали его продвижению по службе.
— Так ты пропустил сауну, а потом — купанье в холодной воде? — спросил Флинн.
— Решил ограничиться меньшим. Просто принял теплый душ в номере.
На кровати лежала охотничья куртка, которую принес Флинну Тейлор. А на бюро — березовый сук, по всей вероятности, послуживший орудием убийства Эшли.
— Френк, нам надо поговорить.
Флинн уселся в кресло перед шахматной доской.
— Присаживайся.
Д'Эзопо тяжело опустился на кровать рядом с курткой.
— Я должен извиниться перед тобой. За те глупости, что наговорил тогда, в лесу. А также за то, черт возьми, что вовлек тебя в эту авантюру, пригласил сюда и…
— Да, ты допустил ошибку, это верно, — проворчал Флинн и нагнулся снять сапоги. — Ты слишком уверовал в мой интеллект и проницательность. Думал, что я заявлюсь сюда среди ночи, а к восходу солнца преступление будет раскрыто…
— Ну не совсем так. Твои интеллектуальные способности всегда приводили меня в восхищение. По крайней мере, я обычно с трудом понимал, что ты там бормочешь.
— Возможно, это свидетельствует об обратном. О моей глупости.
— И потом, ты хорошо разбираешься в такого сорта людях. Просто я хочу сказать, Френк, ты вышел не из грязи. И тебе не доводилось гоняться за разносчиками на тележках, что нелегально торговали в Норт-Энде.
— Ты и в самом деле плохо меня знаешь, Эдди. — Флинн оттолкнул сапоги ногой в носке.
— Ну кое о чем за эти годы все же начал догадываться, Френк. И когда ты появился в полиции Бостона, меня просили не вмешиваться в твои дела и не особенно копаться в твоем прошлом. И знаешь что? Может, я и ошибаюсь, но сдается мне, эта просьба исходила от того же сорта людей, что собрались здесь, в клубе «Удочка и ружье». Или я все же ошибаюсь?.. То звонок из канцелярии Белого дома, то письмо из Верховного суда, то какие-то зашифрованные писульки из одного агентства, другого агентства, Вашингтона, Оттавы, Лондона. Что тут прикажешь думать?
— Действительно, что?
— А потом ты заявляешься сюда и начинаешь третировать этих ребят, оскорблять их и все такое. Нет, я тебя не виню, но…
— О…
— Ты прекрасно понимаешь, почему я позвал тебя сюда. А потом вдруг оказывается, что ты привез с собой этого Конкэннона…
— И
— А кстати, где он, твой Конкэннон?
— Ищет кое-что. Для меня.
— Ведь все началось с того, что погиб Хаттенбах. И тут все забегали, начали перекраивать улики…
— Вот уж не думал, что ты склонен к эвфемизмам, Эдди.
— И я понял, что только ты можешь разобраться во всем этом. — Руки Д'Эзопо, лежавшие на коленях, казались просто огромными. — Да, я это знал.
Из кармана пиджака Флинн выудил трубку, табак, коробок спичек и принялся чистить и набивать трубку.
— Да, а потом были убиты Лодердейл, и Эшли, и…
— Мне и в голову не приходило, что они могут усыпить тебя, Френк. Посмотрел на Конкэннона и подумал: заснул, бедняга. А потом, когда глаза у тебя стали стеклянными…
— И когда, как ты выражаешься, начали «перекраивать» улики, относившиеся к смерти Лодердейла? И труп переодели в костюм для верховой езды…
— Я тут совершенно ни при чем, Френк. Поверь. Я пошел к себе в комнату и…
— Ты пошел к себе в комнату, комиссар, и позволил этому случиться.
— Послушай, Френк, я с тобой по-честному. Я в таком долгу перед этими парнями, по гроб жизни не расплатиться.
— И это, похоже, тебя сильно беспокоит?
— Куда ты гнешь?
— Это ведь Эшли ввел тебя в клуб «Удочка и ружье», в клуб радости, забав и игр. Эшли погиб. Фонд, основанный семьей Хаттенбаха, взял на себя заботу о твоем больном ребенке. Хаттенбах тоже мертв. Но скажи, пожалуйста, Эдди, что сделал для тебя Лодердейл, в результате чего ты поспособствовал его смерти?
Д'Эзопо, вытаращив глаза, уставился на Флинна.
— Ты что, сдурел?
Флинн продолжал набивать трубку.
— Сдается мне, что большинство людей, замышляющих убийство, думают прежде всего об орудии, каком-то конкретном. Ну, о ружье, ноже, дубинке, веревке и так далее. Но ты у нас полицейский, Эдди, а потому знаком со множеством орудий и способов, с помощью которых можно убить человека. Вряд ли полицейский, обладающий таким огромным опытом, будет ограничиваться каким-то одним видом. Ведь ты на своем веку перевидал немало убитых. Одни были застрелены, другие задушены, третьи заколоты ножом, четвертые насмерть забиты дубинкой. Ну ты меня понял, верно?
Д'Эзопо продолжал удивленно пялиться на него.
— Да, конечно…
Флинн поднес спичку к трубке, затянулся, выпустил клуб дыма.
— И это все, что ты можешь сказать?
— Ты что, Френк, окончательно сбрендил?
— Конечно, такая возможность всегда существует. — Трубка раскурилась и пыхтела уже вовсю. — Интересно все же знать, почему ты нисколько не удивился, когда я употребил эти два слова, «заколоть» и «нож», среди прочих способов и орудий убийства, а?
— Господи, да я вообще не понимаю, о чем ты толкуешь! И надо сказать, никогда не понимал!