Флобер
Шрифт:
Папаша Миньо был дедом Эрнеста Шевалье, лучшего друга детства Гюстава. Много лет спустя, в 1905 году, Каролина, племянница Гюстава, рассказала о том, как ее дядя «вприпрыжку перебегал на другую сторону улицы, чтобы поскорее забраться на колени к папаше Миньо. И вовсе не потому, чтобы получить какую-то сладость, а чтобы послушать его рассказы… Больше всего он любил „Дон Кихота“. Не желая усаживаться за букварь, он приводил веский, по его мнению, аргумент: „Зачем учиться читать, если папаша Миньо делает это за меня“» [8] . Так родилось заведомо ложное представление о том, что Флобер отставал в развитии от других детей и даже в девятилетием возрасте до самого поступления в лицей не умел читать. К десяти годам он кое-как освоил грамоту, однако это обстоятельство нисколько не помешало ему заявить о своем литературном призвании.
8
Цит. по: Franklin-Grout С. Op. cit.
1 января 1831 года Гюстав пишет Эрнесту Шевалье: «Ты прав, когда говоришь, что праздник Нового года — глупый день… Если хочешь переписываться со мной, то я буду сочинять всякие истории, а ты — рассказывать о том, что видел во сне. Как одна дама, которая только и делает, что болтает о своих глупых снах, когда приходит на прием к отцу,
Здесь дело не только в переписке и пересказе «глупостей». К этому времени у Гюстава появились так называемые «неврозы», однако их не следует путать с физическими недостатками и тем более с умственной отсталостью. Истина заключается в том, что юный Гюстав давно и успешно освоил грамоту, умел читать и писать и уже вынашивал творческие замыслы. Месяц спустя — ему еще не исполнилось и девяти лет! — он обратился в письме все к тому же Эрнесту и предложил «объединить усилия для написания „историй“ [9] под названием „Прекрасная андалузка“, „Бал-маскарад“, „Мавританка“». В то же время он сочиняет «Похвальную оду Корнелю», новеллу «Людовик XIII» и пишет очерк о запоре, вызванном «сжиманием калового отверстия» [10] . Как он сам однажды признался, уже тогда в нем уживались «два совершенно разных человека» [11] . Один пребывал во власти высоких идей и благородных помыслов, а другой был наделен чувством юмора на грани скабрезности. Возможно, что в том юном возрасте его охватила жажда творчества. Первые шаги юного Гюстава на литературном поприще были связаны с театром: он пишет «исторические» скетчи, которые разыгрывает дома в бильярдной, придвинув к стене бильярдный стол с помощью своего друга Эрнеста и семилетней сестры Каролины. Друг выполняет обязанности машиниста сцены, а сестра — костюмера-декоратора.
9
Письмо Эрнесту Шевалье. Февраль 1831 года.
10
Lottman H. R. Gustave Flaubert / 'editeur Le livre de Poche. Paris: Fayard, 1979. P. 42.
11
Письмо Луизе Коле. 16 января 1852 года.
Примерно в те же годы на Гюстава производит неизгладимое впечатление спектакль кукольного театра: представление о святом Антонии, пребывающем во власти видений, навеянных дьяволом. Известно, что эта тема будет волновать его воображение всю оставшуюся жизнь. На этот сюжет он сочинит три разных произведения…
В детстве Гюстав был прелестным ребенком. Когда же он вырос, то сохранил приятную внешность до той поры, пока излишняя полнота и ранняя лысина не начали прибавлять ему возраста. Однако в юношестве он был необычайно хорош собой. Вот что 4 октября 1846 года он написал Луизе Коле: «Видели бы вы меня лет десять назад! У меня были тонкие черты лица, о чем теперь приходится только с сожалением вспоминать. Мой нос не был таким мясистым, как сейчас, а лоб был совсем лишен морщин. <…> Можете ли вы себе представить, что, когда я был ребенком, знатные дамы приказывали кучеру остановить карету, чтобы взять меня на руки и поцеловать? Однажды герцогиня де Берри, находившаяся проездом в Руане, совершала прогулку по набережной. Она увидела меня в толпе, когда отец приподнял меня над головой, чтобы я мог лучше рассмотреть проезжавший мимо кортеж. Она приказала остановить карету, чтобы лучше рассмотреть меня и поцеловать».
И вот осенью 1832 года этот прелестный ребенок поступил в восьмой класс Королевского коллежа [12] Руана. Вначале в качестве ученика, живущего дома, а затем в марте следующего года он был переведен на полный пансион, несмотря на то что коллеж располагался не так далеко от его родительского дома, всего в каких-то двух километрах…
В наши дни трудно себе представить, каким был коллеж, учрежденный Наполеоном. Это были одновременно учебное заведение, казарма и тюрьма. Ученики носили одинаковую форменную одежду, преподаватели — профессорские мантии. Дети писали диктанты на коленках, дрожа от холода в неотапливаемых классных комнатах. Но особенно мрачными были ночи. За мальчиками присматривал надзиратель. Он совершал свой ночной обход с фонарем в руках. Его шаги, раздававшиеся в зловещей тишине, наводили ужас. Вот что писал Гюстав несколько лет спустя в повести «Ноябрь», биографическом произведении, где он рассказывает о своих первых годах обучения: «Насколько мне было тоскливо и неуютно в этом унылом коллеже, настолько меня обуревали мечты о наполненной яркими событиями жизни. Я жаждал действий и приключений. Мне хотелось познать всё и сразу» [13] .
12
Коллеж — учебное заведение во Франции, Бельгии, франкоязычных кантонах Швейцарии и ряде стран Африки и Азии, ранее входивших в состав французской колониальной империи. Во Франции первые коллежи возникли в Средние века при университетах. — Прим. пер.
13
Flaubert G. Novembre // Flaubert G. Les M'emoires d’un fou. Novembre. Pyr'en'ees — Corse. Voyage en Italie. Paris: Gallimard, 2001. P. 117.
В такие хмурые дни, когда всё или почти всё запрещено, с особой силой разыгрывается воображение, самые смелые мечты принимают характер навязчивой идеи. Они подкреплены «последней экспансией романтизма, наконец, дошедшего до нас» [14] . Как только заканчивались классные уроки, ученики спешили разойтись по спальным комнатам, где каждый предавался своим любимым занятиям: чтению книг, курению в туалете, мастурбации.
Гюстав был прилежным учеником. На втором году обучения в лицее он получал хорошие оценки по латыни, французскому языку и географии. Совсем скоро у него формируется критический взгляд на человечество вообще и на общество в частности. И мрачная мысль о том, куда катится этот мир, с годами укрепляется в его сознании все больше и больше. В одиннадцатилетнем возрасте, когда король Луи Филипп прибыл с визитом в Руан, он пишет: «До чего же глупы эти люди, до чего же ограниченный и тупой народ!.. Бежать толпой, чтобы увидеть короля, голосовать за 30 тысяч франков на проведение празднеств, выписывать за 3500 франков музыкантов из Парижа, расшибаться в лепешку. Ради кого такое усердие? Ради какого-то короля!» [15]
14
См.: Предисловие Флобера к книге Луи Буйе «Последние песни» («Les Demieres chansons») 1872 года.
15
Письмо,
Между тем преподавание учебных дисциплин в коллеже к тому моменту, когда в него поступил Флобер, претерпело существенные изменения по сравнению с предшествующими годами. До 1830 года вся система образования строилась на углубленном изучении латыни. После падения династии Бурбонов и изменения государственной политики коллеж не остался в стороне от новых веяний и тенденций, в частности от романтизма, распространявшегося уже полвека по Европе. Конечно, еще не настало время для изучения произведений Шатобриана или Виктора Гюго, однако в коллеже уже ввели такие предметы, как литература и история. Они особенно легко давались Гюставу. Как это часто происходит при формировании творческой личности, один из преподавателей на ранней стадии обучения оказал особое влияние на Гюстава. Об этом известно от Герберта Лоттмана, который подробно изучал этот персонаж [16] . Оноре Генрих Гурго, или попросту Дюгазон, тридцатилетний преподаватель грамматики, был учителем Гюстава на протяжении трех лет. Человек блестящего ума, строгий и методичный, он не проявлял жесткости, наказывая учеников за нарушение дисциплины, в чем его упрекало руководство коллежа. Своему юному ученику он прививал вкус к красоте в области литературной словесности и в особенности к стилю. Безусловно, Флобер обязан именно этому преподавателю тем, что позднее на литературном поприще демонстрировал особую «грамматическую красоту фразы», отмеченную Марселем Прустом [17] , не особенно заботясь о соблюдении установленных грамматических правил. Под крылом этого благосклонного к нему учителя Флобер раскрыл свой писательский талант в сочинениях на темы, которые было принято предлагать ученикам в соответствии с действовавшими в те времена правилами: в XIX веке молодых людей учили писать сочинения, полностью имитируя своих преподавателей.
16
Lottman H. R. Op. cit. Р. 47.
17
Марсель Пруст (Валентен Луи Жорж Эжен Марсель Пруст) (1871–1922) — французский писатель, новеллист и критик, представитель модернизма в литературе. — Прим. пер.
Через несколько лет (ему было двадцать) Гюстав в письме своему любимому учителю поделился сомнениями по поводу будущей профессии адвоката, а также сообщил о своем настоящем призвании: «Я подошел к решающему моменту: надо отступить или идти вперед. Мой час настал. Это вопрос жизни или смерти. Когда я приму решение, ничто уже меня не остановит, даже если меня осудит или поднимет на смех весь мир» [18] .
ПЕРВЫЕ ЮНОШЕСКИЕ ВЛЮБЛЕННОСТИ
18
Письмо Эрнесту Шевалье. 24 февраля 1842 года.
Когда в 1835 году Флобер перешел в четвертый класс, в его жизнь входит новый учитель, на этот раз преподаватель истории. Его зовут Адольф Шерюэль. Он приобрел некоторую известность как автор «Словаря установлений, нравов и обычаев Франции». Кроме того, он занимался таким неблагодарным, но хорошо оплачиваемым трудом, как редактирование школьных учебников. Это был еще довольно молодой человек. Благодаря своим глубоким и всесторонним знаниям он пользовался большим авторитетом. Если Гурго-Дюгазон внес огромный вклад в развитие литературных способностей Флобера, Шерюэль привил ему любовь к истории. Первый литературный опыт Гюстава был связан с исторической темой. История настолько заинтересовала Флобера, что впоследствии он не раз черпал свое вдохновение в историческом материале. Глубокий смысл и художественная выразительность его последующих произведений, от «Саламбо» до «Трех повестей», обязаны истории. В пятнадцатилетием возрасте Флобер с головой погрузился в исторический материал, предоставивший поистине неисчерпаемые возможности для пера писателя. В 1836 году, несомненно, под впечатлением произведения Дюма «Изабо де Бавьер», он начинает писать «Две руки на короне». Первые шаги на литературном поприще Гюстав сделал, разумеется, прямо или косвенно подражая авторам бесчисленных книг, которые он буквально «проглатывал» одну за другой. Такие известные авторы мемуаров, как Комминс или Фруассар, так же как начинавшие, но уже почувствовавшие вкус славы Мишле, Гюго и Дюма, стали не столько литературными кумирами, сколько примером для подражания целому поколению писателей.
Прежде чем начать заниматься литературным творчеством, надо прочитать гору книг. Писательское ремесло оттачивается исключительно при чтении книг, а вдохновение приходит под впечатлением от любимых литературных образов. В пятнадцатилетнем возрасте у Флобера уже формируется творческий почерк, которому он останется верен на всю жизнь. К тому времени его литературным кумиром становится Шекспир. И все же в большей степени он восхищается Сервантесом. Его «Дон Кихот» навсегда останется для Гюстава непревзойденным примером для подражания. Не была ли «Госпожа Бовари» с ее несбыточными мечтами не чем иным, как современным Гюставу деградировавшим перевоплощением Рыцаря печального образа? Он был без ума от Рабле [19] , мастерски владевшего легким и свободным слогом, с виртуозностью демонстрировавшего в своих произведениях обе грани своего недюжинного таланта: одну, основанную на «игривых» словах, соленых шутках и скабрезном юморе, и другую — на меланхолии и неврастении.
19
Франсуа Рабле (1494–1553) — французский писатель эпохи Ренессанса, наиболее известен как автор романа «Гаргантюа и Пантагрюэль». — Прим. пер.
К этому времени Эрнест Шевалье уже не был единственным близким другом Гюстава, к которому он обращался в десятилетнем возрасте с предложением начать обмениваться литературными «опусами». Теперь в его жизни появились две новые личности. Впоследствии они будут дружить с Флобером долгие годы: это были Луи Буйе и Альфред Ле Пуатвен.
С Луи Буйе Гюстав учился в одном классе. Вскоре он стал близким другом будущего писателя. Так же как Гюстав, Луи увлекался литературой и поэзией. К тому же он стал автором изысканных «александрийских» стихов, одних из самых забавных и смешных во французской словесности: «К сердцу ближе, когда грудь плоская». Несмотря на тесную дружбу с Флобером и несколько успешных театральных постановок, Буйе был вынужден оставить литературное поприще. У него не было ни средств, ни времени, чтобы посвятить себя творчеству. Он был беден, и этим все сказано. Что же касается Альфреда Ле Пуатвена, то Гюстав с ним подружился немного позже. Он был старше Флобера на пять лет. Это был сын друзей семьи Флобер. Их матери обучались в одном коллеже. Впоследствии Альфред выучился на адвоката и затем, к большому огорчению Флобера, женился. Скончался же он совсем еще молодым человеком в возрасте тридцати двух лет. У него была сестра Лаура. Примечательно, что она стала матерью Ги де Мопассана…