Флорис. Любовь моя

Монсиньи Жаклин

Это была последняя, отчаянная попытка спасти систему. Максимильена восхищалась мужеством этого маленького рыжего шотландца, но никто не желал его слушать. К нему тянулись яростно сжатые кулаки, и кругом раздавались только бешеные проклятия.

Тем временем Петр, предупрежденный Ромодановским, спешил на улицу Кенкампуа. А князь заменил царя на приеме у герцогини Беррийской, к неописуемой ее ярости.

Уже на подходе к улице Урс толпа была плотной, и Петру пришлось пробивать себе дорогу кулаками. Но люди настолько обезумели, что неохотно расступались

даже перед могучим великаном. Петр кричал во весь голос:

— Максимильена, Максимильена!

Почувствовав, что какой-то воришка шарит у него по карманам, пользуясь давкой, Петр схватил своими железными пальцами мошенника за руку и крикнул:

— Беги к Картушу, скажи, что царь нуждается в нем!

Он мгновенно исчез, и Петр подумал, что вряд ли его слова были услышаны. Сам он продолжал с трудом пробиваться сквозь толпу и заметил, что впереди завязалась драка. Внезапно за спиной Петра раздался голос:

— Ты меня звал, царь, я здесь!

Он обернулся и увидел Картуша, которого сразу узнал по улыбке, хотя первая их встреча произошла в темноте, во время схватки на Новом мосту. Картуш казался совсем юным — недаром его прозвали Детка.

— Картуш, помоги мне отыскать одну женщину в этой толпе. Ее надо спасти, потому что ей грозит опасность.

— Кто она? — лаконично осведомился знаменитый бандит.

— Графиня де Вильнев-Карамей, на ней платье…

— Достаточно, царь, я ее знаю, — у меня такое ремесло. Знаю также, что ты ее любишь.

Вынув свисток, Картуш трижды свистнул на разный манер. Через минуту перед ним выросли двое дюжих молодцов.

— Это мои подручные, Франсуа Леру и Жан Бурлон. Для удобства я сделал их приказчиками в банке Лоу, — сказал, смеясь, Картуш, а затем властно распорядился: — Передать всем нашим: оставить в покое герцога де Бурбона с его миллионами и спасать графиню де Вильнев-Карамей.

Бандиты с поклоном ответили:

— Будет сделано, Детка!

Оба тут же растворились в толпе, а Петр и Картуш, чтобы расчистить путь, вынули свои шпаги. Однако те, кто уже дрался, решили, что на них собираются напасть, и тогда началось настоящее сражение. Если бы царь так не тревожился о Максимильене, его позабавила бы эта схватка — но страх за любимую женщину пробудил в нем бешеную ярость против глупцов, мешавших ему пройти.

— Осторожно, царь! — крикнул Картуш, отбивая предательский удар, направленный в спину Петра. Нанес его Амедей де Вильнев-Карамей, которого сопровождал граф де Горн, прославившийся своими пьяными оргиями и распутством.

Амедей оказался на улице Кенкампуа чуть раньше Максимильены и не успел продать ни драгоценности жены, ни документы, удостоверяющие право собственности на дворец Силлери. Вскоре он встретил Горна, и они попытались вдвоем вырваться из этого ада. Узнав царя, Амедей возликовал — ему представилась прекрасная возможность убить соперника. Но тот спасся, благодаря ловкости Картуша. Царь, незнакомый с Амедеем, вскричал:

— У вас низкая душа, сударь! Вы бьете исподтишка!

И Петр обрушил на Амедея град ужасающих ударов.

Граф, устрашенный ростом и силой соперника, бросился бежать, но царь схватил его за руку, и Амедей выронил шпагу. Он наклонился, чтобы поднять ее, и в этот момент из его карманов посыпались драгоценности Максимильены. Нищие с воем бросились к нежданной добыче, а Петр с изумлением узнал драгоценности своей возлюбленной. Он понял, с кем имеет дело, и, подчиняясь великодушному порыву, поспешил на помощь Амедею. Но Петр опоздал. Подлый граф де Горн, вместо того чтобы защищать друга, вонзил в него кинжал, пинками отогнал нищих и скрылся с драгоценностями. Царь не верил своим глазам: знатный вельможа, состоявший в родстве с коронованными особами, оказался низким предателем и убийцей!

— Да, царь, — произнес Картуш, — ты видишь, благородные сеньоры становятся преступниками, а бандиты — сеньорами.

Петр опустился на колени перед Амедеем, чтобы посмотреть, можно ли его спасти. Убедившись, что тот мертв, он взглянул на Картуша и сказал:

— Прошу тебя, сохрани это в тайне, я не хочу, чтобы графиня де Вильнев-Карамей знала.

Затем он поднялся, пробормотав еле слышно:

— Страшен суд Господень!

Это была истинная правда, поскольку через несколько месяцев преступного графа де Горна, невзирая на его знатность, колесовали на Гревской площади по распоряжению регента.

Максимильена тем временем безуспешно пыталась выбраться из толпы. Платье ее разорвали, волосы ее разметались по плечам, банты волочились по земле. Она задыхалась, изнемогая от усталости и страшась упасть. Внезапно чьи-то сильные руки схватили ее — это были подручные Картуша в окружении дюжины крепких парней, раздававших тумаки направо и налево. Максимильена, не зная, что это явились ее спасители, в ужасе закричала. Тогда правая рука Картуша, Франсуа Леру, оглушил графиню сильным ударом кулака и взвалил себе на плечо. Пробившись сквозь толпу, он передал Максимильену в объятия Петра.

— О, она умерла! — воскликнул царь, побледнев.

— Да нет, сир, она просто в обмороке!

Тогда Петр, прижав любимую к сердцу, поспешил уйти с улицы Урс в сопровождении бандитов и разбойников. Драка уже начинала стихать. На мостовой валялись раненые и убитые, безудержно рыдал какой-то ребенок, а встречные молча расступались перед великаном. Внезапно один сорванец, повисший на фонарном столбе, заорал:

— Да говорят же вам, это царь!

Ошеломленные парижане глядели на русского императора.

— Точно, это он!

— Черт побери, конечно!

И переменчивая толпа грянула, как один человек:

— Да здравствует царь! Да здравствует император!

Грегуар, который переждал драку, забившись в угол, присоединился к кортежу провожавших царя и кричал громче всех. В конце улицы Картуш свистнул в свисток, и тут же появилась карета.

— Бери мою карету, царь.

Петр нежно положил на сиденье Максимильену и повернулся к Картушу.

— Едем в Россию, — сказал он. — Я тебя сделаю князем и генералом!