Флорис. Любовь моя
Шрифт:
«Надо что-то придумать, иначе я буду просто дураком. Мы не можем вернуться в замок, я должен остаться с ней наедине!»
Дождь превратился в ливень, и платье Полины намокло, облепив ей грудь. Флорис, увидев это, едва не лишился чувств.
«Считаю до трех, а затем говорю ей: я люблю вас! Нет, не так! Надо упасть к ее ногам и крикнуть: «Я готов умереть ради вас!»
Флорис уже видел, как он, обнажив шпагу, освобождает Полину из лап омерзительных бандитов, но в последний момент кто-то из них трусливо стреляет ему в спину, и он замертво валится на землю.
«Я скажу ей: «Хотите ли вы выйти за меня замуж? Я отдам жизнь ради вашего
Флорис находился весь во власти этих сумбурных мыслей, когда перед ними вдруг возник амбар, стоявший на краю парка, тот самый, где некогда остановились цыгане. Полина, пожалев Флориса, споткнулась и вскрикнула.
— Боже мой! Полина, вы ушиблись? Вам надо прилечь, — коварно сказал Флорис, не забыв закрыть за собой дверь амбара. Полина со стоном опустилась на охапку соломы.
— Как же мы бежали! Папа вскричал бы свое неизменное: «Господь на небесах!»
Флорис нервно рассмеялся. Он застыл в дурацком положении, не осмеливаясь присесть рядом с девушкой. Молчание грозило затянуться. Флорис почувствовал, что надо как-то проявить себя. Облизав пересохшие губы, он прошептал:
— Я так счастлив встретиться с вами, Полина. Ведь в последний раз мы виделись совсем детьми.
Полина с улыбкой откинулась на солому и вздохнула:
— Ах, у меня болит нога. Наверное, растянула.
— Подождите, Полина, я сниму туфельку, если позволите. Вам станет легче.
Флорис, обрадованный тем, что предлог найден, опустился на колени, осторожно снял маленький башмачок и стал гладить изящную ножку, на которой не было никаких следов ушиба или растяжения. В глазах у него потемнело, но одновременно он чуть не заплакал от бешенства и бессилия. Как надо обращаться с женщинами? Он вдруг подумал, что Федор с Ли Каном научили его драться на шпагах и на саблях, кидать кинжал на двадцать шагов, метко стрелять из пистолета и говорить на разных языках, однако не объяснили, что нужно делать с женщинами. Он продолжал тихонько разминать в руках ножку, слегка выдвинувшуюся из-под длинной юбки. Осмелев, он рискнул двинуться выше, к колену. Полина, запрокинув голову, следила из-под сомкнутых ресниц за Флорисом, чья смуглая красота приводила ее в трепет. Их взгляды встретились, и сердце Флориса забилось еще сильнее. Ему казалось, что Полина должна слышать этот глухой стук. А девушка прошептала:
— Солома колется.
— Сейчас я все сделаю.
Отпустив прекрасную ножку, Флорис прилег рядом с Полиной и начал приминать солому, а затем подстелил под спину девушки свой камзол. В ноздри ему ударил ее запах, и горло у него сжалось от мучительного наслаждения. Флорис медленно приник к Полине и застыл, боясь, что чары развеются. Полина же прикоснулась к его плечу, и он затрепетал от этого прикосновения.
— Вы промокли, Флорис.
Флорис едва мог дышать. Положив ладонь на корсаж Полины, он слабым голосом произнес:
— Вы тоже промокли, Полина.
Шелковая материя прилипла к телу, и он ощутил под рукой ее грудь. Его терзала мысль, что он выглядит жалко. Конечно, ему доводилось целоваться во время деревенских празднеств с двумя-тремя крестьянскими девушками, но дальше этого дело никогда не заходило, а потому он почти ничего не извлек из подобных целомудренных поцелуев. Он злился на себя, и в то же время ему хотелось, чтобы они с Полиной вечно лежали так. Полина незаметно придвинулась к Флорису. Опьяненный этим
— Флорис, Флорис, любовь моя, я принадлежу тебе!
Она лежала перед ним, любящая и покорная. Время остановилось для них. Перед взором Флориса кружились стены старого амбара. Он сознавал, что овладел этой женщиной, хотя сам не знал, как это получилось, и вкусил невиданное прежде наслаждение. Они долго лежали в объятиях друг друга. Флорис чувствовал, что безумно любит Полину за доставленную ему радость. Полина приподнялась и сделала попытку привести себя в порядок. Флорис разглядывал ее с гордостью молодого самца. Внезапно какой-то черный комок упал с потолочной балки на Полину, сорвал с ее волос бант и мгновенно зарылся в солому. Полина взвизгнула от ужаса, а Флорис расхохотался:
— Простите, Полина, это Жорж-Альбер.
— А, это ваша жуткая обезьяна?
Флорис сокрушенно развел руками.
— Вы сердитесь на меня? Наверное, Жорж-Альбер спрятался здесь от дождя. Он очень умный. Умоляю вас, простите его.
Полина улыбнулась.
— Я прощаю вас, Флорис, потому что нам было очень хорошо.
Флорис слегка покраснел. Все это так ново для него, он не знал, как следует вести себя.
— Жорж-Альбер! — позвал он. — Иди сюда сейчас же. Ты пошутил неудачно. Отдай Полине бант и извинись перед ней.
Жорж-Альбер, высунув свою головенку, осклабился в улыбке. Бант он повязал себе на шею и теперь хлопал в ладоши, вызывающе глядя на Полину. Флорис умоляюще произнес:
— Скажите же, что вы прощаете его, Полина.
Полина рассмеялась.
— Какой же вы еще ребенок! Так и быть, я прощаю вас, Жорж-Альбер, но, друг мой, будьте добры вернуть мне бант, иначе я приду в замок растрепанной.
Жорж-Альбер принялся танцевать вокруг Полины и кланяться ей, отчего девушка невольно начала улыбаться. Обезьянка, опьяненная успехом, совершила особо опасный кульбит, но не рассчитала и отлетела к двери амбара.
— Ну, хватит дурачиться, Жорж-Альбер, — недовольно бросил Флорис. — Иди-ка сюда и веди себя прилично.
Но Жорж-Альбер, не слушая хозяина, с большим интересом ковырял в щели около притолоки. Он почти целиком засунул туда свою мохнатую лапку, а затем достал с торжеством какую-то вещицу. Бросившись к Полине, Жорж-Альбер с радостными воплями стал прыгать у нее на коленях — в одной руке он держал бант, а в другой цепочку из грубого металла, на которой болталось нечто вроде железной пластинки. Кулон был покрыт засохшей грязью.