Флорис. Любовь на берегах Миссисипи
Шрифт:
— Эта страна слишком велика… Она слишком далека и… могуча, монсеньор… Испания не сможет ее удержать!
— Вы хотите сказать, что она вновь попадет под владычество Франции? — спросил прелат.
— Нет, монсеньор… НИКТО… Никто не сможет ее удержать, даже англичане… Европа стара… слишком устала и обветшала… У нее много своих проблем, она не в силах заниматься такими огромными территориями… Эта страна вскоре станет свободной, монсеньор, и именно поэтому я хочу жениться здесь… на этой земле! — серьезно
Он взял Батистину за руку. Архиепископ Кадиса покачал головой.
— Вы странный человек, господин маркиз!.. Ваши речи должны были бы возмутить меня, а они мне нравятся… Может быть, вы правы, однако мне будет жаль, если Флорида перестанет принадлежать Испании… Вознеся молитву к Богородице, я благословлю ваш союз! — завершил прелат, удаляясь, чтобы помолиться…
— Флорис, Флорис… Флорис, любовь моя!
Сердце Батистины пело от радости. — Политические воззрения Флориса оставили ее совершенно равнодушной. Из беседы с прелатом она поняла лишь одно — скоро их союз будет скреплен брачными узами.
— Флорис де Портжуа, согласен ли ты взять в жены присутствующую здесь Батистину де Вильнев-Карамей?
Над рекой зазвучал уверенный голос Флориса:
— Да, монсеньор!
— Батистина де Вильнев-Карамей, согласна ли ты взять в мужья присутствующего здесь Флориса де Портжуа?
В небо взмыла стая дроздов. Батистина запрокинула голову и посмотрела в его изумрудные глаза. В эту минуту перед Флорисом и Батистиной вновь предстали две брачные церемонии, в результате которых она так и не получила мужа.
Оба были сильно взволнованы и не смогли вымолвить ни слова.
Удивленный архиепископ повторил свой вопрос:
— Батистина де Вильнев-Карамей, согласна ли ты взять в мужья присутствующего здесь Флориса де Портжуа?
Батистина медленно опустила глаза, чтобы Флорис не успел заметить, как на миг она зажмурилась от счастья.
— О да, монсеньор… да!..
Она протянула руку жениху. Он снял свой перстень с печаткой, чтобы надеть его на ее безымянный палец. Но он ей оказался велик, и она с гордостью надела его на средний палец.
— Я объявляю вас мужем и женой!
— Ур-ра! Браво! Брависсимо!
Испанские солдаты подбрасывали в воздух шляпы. Индейцы, решив, что таков обычай бледнолицых, принялись подбрасывать в воздух свои головные уборы из перьев; по кругу пошла индейская трубка. Утерев скупую слезу, Жорж-Альбер ласково укусил Маринетту. Он тоже не отказался бы от заключения брака по всем правилам, однако никто и не подумал предложить ему сделать это. И Жорж-Альбер в очередной раз вздохнул, сокрушаясь о неблагодарности и эгоизме людей; затем следом за Маринеттой он отправился пировать с индейцами.
— Ты счастлива? — прошептал Флорис,
— Я даже мечтать не могла о такой прекрасной свадьбе! — честно призналась Батистина.
— Разумеется, любовь моя, ведь ты у меня большой знаток по части свадебных обрядов! — не удержавшись, съехидничал Флорис.
Батистина с упреком посмотрела на него.
— Какой ты злой… обещай, что, наконец, перестанешь издеваться надо мной!
Он еще крепче сжал ее в объятиях и серьезно произнес:
— Ты права, обещаю, но и ты обещай никогда мне не лгать!
— Но, любовь моя, — запротестовала она, — я всегда говорю тебе только правду!
Флорис предпочел закрыть ей рот поцелуем.
На следующее утро они распрощались с испанцами. Архиепископ Кадиса, благословив их на прощание, выдал им охранное свидетельство.
Флорис, Батистина и натчезы держали путь в глубь полуострова Флориды. С моря дул соленый ветер. В болотцах купались ибисы — красновато-коричневые, отливающие золотом птицы с пурпурными спинками. Над головами всадников с шумом проносились белые цапли.
Солнце светило ярко, однако лучи его не были обжигающими.
Около четырех часов пополудни Красный Мокасин неожиданно остановил караван. Подскакав к Флорису и Батистине, он указал на белые кольца дыма, поднимавшиеся неподалеку и медленно плывшие на юг.
— Хорошие натчезы посылают известия о бледнолицем брате!
При этих словах Флорис вздрогнул. Адриан… О, Адриан… Внезапно он ощутил жуткую слабость: ему стало страшно расспрашивать индейца.
— Что означают эти сигналы? — спросила Батистина.
Величественным жестом натчез приказал своим братьям взобраться на высокий красно ствольный кипарис. Пятеро индейцев быстро исполнили приказ. На верхушке дерева их уже поджидали Жорж-Альбер и Маринетта.
«Черт побери, что все это значит?» — недоумевал маленький зверек, усердно почесывая голову под лихо нахлобученной треуголкой.
Кольца дыма поднимались с равными промежутками. Пятеро индейцев, произведя необходимые подсчеты, спустились с дерева и что-то зашептали на ухо своему брату и великому вождю.
«О, это не хорошо… совсем не хорошо… Бедный Адриан, что же с ним приключилось?» — думал Жорж-Альбер, забираясь вместе с Маринеттой в индейскую повозку, где они устроились на время путешествия. Маленькая обезьянка издали наблюдала за своим хозяином. Молодой человек страшно побледнел.
— Скажи мне правду, Красный Мокасин! — умолял Флорис.
Индеец покачал увенчанной перьями головой. Лицо его было непроницаемо. Он поднял руку, подавая сигнал своему племени продолжать путь.
— Не уподобляйся своим излишне нетерпеливым собратьям, Юлакиматана, через три дня ты все узнаешь!