Флот и война. Балтийский флот в Первую мировую
Шрифт:
Около 5 часов вечера «Новик» отделился от остального отряда и увеличил ход до 24 узлов.
Мне предстояло вступить на вахту с 7 до 9 часов вечера. К этому времени стало уже совсем темно. Ночь была лунная, но луна то и дело заволакивалась тучами. Ветер все крепчал и крепчал. В 9 часов, из-за сильной противной волны, ход пришлось уменьшить до 20 узлов, а к 10 часам ветер и волна настолько увеличились, что уже возник вопрос, возможно ли будет ставить мины. Когда я, уже сменившись с вахты, был у себя в каюте, ко мне вошел старший офицер и стал говорить, что, по его мнению, надо повернуть обратно. Но почти дойдя до места, было бы уж очень обидно опять не поставить мины. Не теряя пока надежды, я ответил, что постановка возможна.
Ветер все крепчал, «Новик» скрипел и неистово качался… Время от времени волны накрывали весь миноносец, и на мгновения
С трудом повернули, уменьшив ход до 12 узлов. От сильной качки стало срывать мины, и только с большим трудом, благодаря самоотверженной работе команды, удалось их закрепить.
Все насквозь мокрые, с трудом пробираясь по уходящей из-под ног палубе, мы добрались до своих помещений. Но и там не очень-то можно было согреться и обсушиться: все было перевернуто вверх дном, и даже лежа на койке, приходилось держаться обеими руками, чтобы не сбросило на палубу. В довершение всех бед в кают-компании опрокинулась большая банка с медом. Этот мед смешался на палубе с водой и, подогреваемый грелками парового отопления, издавал пренеприятный запах; отвратительная, клейкая смесь переливалась с борта на борт, а мебель, сорвавшаяся со своих мест, скользила в этой жидкости, выполняя какой-то замысловатый танец. К счастью, чем дальше мы подымались к северу, тем ветер все больше и больше стихал, и к 3 часам ночи стало совсем хорошо.
Около 6 часов утра мы повернули на Бакшфен, чтобы пройти к берегу между заграждениями; это был довольно неприятный момент, так как весь поход приходилось руководствоваться исключительно только своей прокладкой и в случае совершенно естественной ошибки в ней, при данных условиях, легко можно было попасть на заграждение. Но маяк открылся в совершенно правильном направлении и, благополучно дойдя до берега, мы пошли вдоль него. К 11 часам утра мы подошли к Михайловскому маяку, где нас уже ждали «Сибирский Стрелок» и группа 2-го дивизиона миноносцев. Вслед за нами подошел и полудивизион, которому посчастливилось больше, чем нам, и он поставил мины в районе Мемеля. Соединившись, мы все вместе пошли в Моонзунд, где и ночевали.
20 октября нас послали за нефтью в Гельсингфорс. У Наргена мы обогнали английские подлодки «Е-1» и «Е-9», которые в первый раз входили в наши воды, прорвав германскую блокаду в Бельтах. Поравнявшись с ними, мы приветствовали их криками «ура».
К 4 часам дня мы пришли в Гельсингфорс и ошвартовались у нефтяной пристани.
VI. Поход «Новика» и полудивизиона. Постановка заграждения в Данцигской бухте и у Мемеля
22 октября нам было приказано опять идти в Моонзунд. Во время этого перехода было принято радио, что миноносцы «Разящий» и «Сторожевой», находившиеся в дозоре у входа в Финский залив, были атакованы неприятельской подлодкой, но, к счастью, удачно избежали атаки. Такое известие, доказывавшее, что неприятельская подлодка в данный момент находится где-то в районе, именно в котором мы сами теперь идем, заставило нас всех насторожиться, так как катастрофа с «Палладой» еще была слишком свежа в памяти.
К заходу солнца мы благополучно добрались до Моонзунда, и к тому же времени туда пришел полудивизион с минами. Начальник дивизии сейчас же собрал совещание командиров миноносцев, шедших на операцию. На этом совещании было решено, что отряд снимется с якоря в 7 часов 30 минут утра следующего дня, если только будет подходящая погода.
Согласно решению, отряд, состоявший из «Новика», полудивизиона и 1-й группы 2-го дивизиона, в назначенное время вышел в море. Однако в Рижском заливе оказалось очень свежо, и миноносцы стало сильно качать. Тогда опять возникло сомнение, удастся ли поставить мины и не следует ли вообще отложить поход. Но командир «Сибирского Стрелка», капитан 2-го ранга Г.О. Гадд [17] , бывший старшим, решил все же дойти до Михайловского маяка и там уже обсудить окончательно, стоит
17
Гадд Георгий Оттович (1873–1952) – один из выдающихся командиров периода Первой мировой войны, капитан 1-го ранга (1915). В Русско-японскую войну командовал миноносцем «Сильный», в Первую мировую – эскадренным миноносцем «Сибирский Стрелок», 3-м и 7-м дивизионами миноносцев, линкором «Андрей Первозванный» (1915–1917), с апреля по июль 1917 года – 2-й бригадой линейных кораблей, с января 1918 года – в отставке, жил в эмиграции, контр-адмирал (1930).
К 2 часам дня отряд подошел к Михайловскому маяку и стал на якорь. Старший командир собрал у себя всех остальных командиров. Они решили, что следует идти дальше, но курс выбрать не морем, а вдоль берега, мимо Либавы, и, только пройдя ее, выйти в море и тогда уже разойтись. В случае сильной качки командирам предоставлялось самим выбрать из имевшихся вариантов место постановки. В частности, «Новику» приходилось самому решать, ставить ли мины у мыса Хела или в глубине Данцигской бухты, у Пиллау.
После такого решения отряд сейчас же пошел дальше вдоль берега. Впереди шел «Стерегущий» с группой 2-го дивизиона, потом полудивизион и последним – «Новик».
Шли все время на расстоянии 2–8 миль от берега, а местами еще ближе, чтобы гарантировать свою безопасность от мин. Время шло быстро, понемногу стало темнеть, и взошла луна. Под берегом идти было совершенно спокойно, и казалось, что в море становится тоже тише.
В это время отряд уже проходил порт Императора Александра III. Были видны Морское собрание, собор и другие здания. Все это было так хорошо знакомо и когда-то близко сердцу, а теперь, при свете луны, казалось таким таинственно мрачным и покинутым… Но вот и сам город – сколько воспоминаний с ним связано еще с юношеского возраста… Теперь он весь погружен в сплошной мрак и только выделяются отдельные силуэты церквей, маяка и еще каких-то зданий. Как-то жутко на него смотреть: кажется, что уже в последний раз видишь его русским, а потом придет неприятель, все изменится и он будет чужим…
Наконец миновали и либавские заграждения, и пора было поворачивать в море. Повернув и отойдя от берега на 36 миль, отряд разошелся: группа 2-го дивизиона повернула обратно, полудивизион пошел в район Мемеля, а мы – к Данцигской бухте.
Чтобы успеть вовремя дойти до назначенного места, нам пришлось увеличить ход до 24 узлов, и мы стали быстро обгонять полудивизион. Ночь все еще продолжала быть лунной; ветер стихал, и горизонт был совершенно чист, но зыбь еще не улеглась и нас начало сильно качать, так что размахи иногда доходили до 28 градусов на сторону. Я в это время как раз стоял на вахте и любовался окружающей картиной – она была удивительно красива. Все миноносцы шли полным ходом, и так как встречные волны были очень большие, то они утопали в белой пене, которая ярко выделялась на темном фоне моря, а сверху луна лила свой мягкий, серебристый свет. Как ни серьезно было положение, как ни часто приходилось наблюдать такую величественную картину, но все же нельзя было не залюбоваться этой вечной и совершенной красотой природы. А «Новик» все несся вперед, куда-то в неведомую, таинственную даль, быть может, навстречу своей гибели, быть может, неся гибель другим…
Между тем качка все усиливалась, и командир стал опасаться, что опять не удастся поставить мины. Было решено идти к Пиллау как более защищенное место.
В 1 час 55 минут ночи должна была начаться постановка. Пока все шло благополучно, но с каждой минутой чем дальше мы углублялись в бухту, тем возможнее становилась случайная встреча с неприятельскими судами, а тогда все наши планы могли рухнуть.
Вот и всего полчаса осталось, напряжение достигло апогея. Все лихорадочно вглядывались в даль, но ничего подозрительного не было. Миноносец продолжал спокойно нестись вперед, и только гудели турбины, и слегка дрожал корпус… Все уже стояли на своих местах – ведь это была наша первая боевая постановка, и неудивительно, что мы немного нервничали. Да и забрались-то ведь как далеко – под самый нос неприятеля. Но, слава Богу, вот в темноте стали вырисовываться какие-то неясные очертания, не то берега, не то дамбы. Мы были уже у самого неприятельского порта. В этот момент раздался так долгожданный, телефонный звонок с мостика и мне передали команду – «начать постановку».