Fm.
Шрифт:
– Ну да, - хмыкнул Егор.
– Вот кому-то с мужьями повезет, - задумалась я. Егор насупился.
– Ты думаешь, они дома готовят что-нибудь? Шиш!
– Ну, наверное, за день их задалбывает готовить, вот дома и не хотят, - тут же нашла я оправдание.
– Кстати, мама звала в гости тебя.
– Здорово. Но это если только завтра, Егор. Ты как завтра работаешь?
– Выходной последний. Юль, а давай завтра ты к нам, переночуешь у нас, а утром мы все вместе поедем на работу!
– Можно и так, - с сомнением отозвалась я.
– Но это не очень-то удобно....
– Зато всем
***
– Ты жульничаешь!
– возмутился Леха. Я подоткнула уголок компрометирующей меня карты поглубже, и невозмутимо отозвалась:
– Ни разу!
– Я видел!
– А я ничего не видел, - заявил Егор, перемешивая все карты.
– Тебе показалось!
– От жулье, - весело сказали братья хором и все заржали.
– Дети, вам завтра вставать рано, - тетя Таня заглянула в комнату.
– Ложились бы!
– Еще партийку - и спать, - согласился Егор.
– Юль, ты у Егора в комнате ляжешь, а он тут, - сообщила тетя Таня.
– Хорошо, спасибо, - откликнулась я.
– Все, молодежь, я спать, - тетя Таня ушла.
– Юль, ты как на 9 мая работаешь?
– неожиданно спросил Егор. Я оторвалась от карт.
– Я на 9 мая всегда не работаю. Отгул беру.
– Почему?
– хором спросили близнецы.
– Во-первых, к деду на могилку езжу. Во-вторых, на парад хожу. В-третьих, ветеранов поздравляю, - обстоятельно перечислила я.
– А что?
– У нас в Олимпии каждый год дается благотворительный вечер, - начал Лешка.
– Ну, обед, концерт, пакет, развозка.
– Надо же, - пробормотала я.
– У нас хозяйка очень хорошая, - отозвался Сашка серьезно.
– Так вот, Егор в концерте участвует.
– Правда? Играешь?
– Играю, пою, - отозвался Егор.
– Я вот подумал, мы с тобой спелись так хорошо, может, тоже поучаствуешь?
– С удовольствием, - честно ответила я.
– Репетиции есть?
– Как не быть, - вздохнул Егор.
– Я с новым начальством договорился уже, там правда, у нас тоже программа, но недолго. Ветеранов развести, там кому-то на кладбище, кому-то еще куда-то.... Как раз до часа все. В Олимпии начало в три часа.
– Как раз все успеют, - воодушевилась я.
– Только с репетициями я не знаю, как быть.
– Ну, мы с тобой уже спелись, - подмигнул мне Егор.
– Главное, чтобы ты тексты знала, а там уже на одну выберешься, я думаю.
– Я тоже думаю, выберусь, - согласилась я.
– Все, мальчики. Подставляйте лбы!
– Я победно кинула карты в биту.
– Так нечестно!
– снова заныли близнецы.
– Цыц! Тетя Юля зря не говорит!
– Ой, тетя, тебе лет-то сколько?
– засмеялись братья.
– Двадцать восемь, - с достоинством ответила я.
– Мои года - мое богатство.
– Двадцать восемь?
– удивился Егор.
– Думал, двадцать пять максимум.
– Спасибо, радость моя, - ехидно отозвалась я.
– Только я еще не в том возрасте, чтобы меня эта фраза радовала!
– Язва!
– Радуйся, что не гемморой!
Близнецы ржали, слушая нашу перепалку. Победила грубая мужская сила - меня закинули на плечо и уволокли в берлогу. То есть, в комнату. Осторожно сгрузили на кровать. Я лежала на
– Спокойной ночи?
– подсказала я.
– Спокойной, - хмыкнул Егор и поцеловал меня. Через пару минут я с угрозой сказала:
– Или выметайся, или увози меня!
– Я ушел, - он не двинулся с места.
– Но мысль о том, чтобы увезти тебя, меня очень привлекает....
***
– Эх, дороги, пыль, да туман, холода-тревоги да степной бурьян. Знать не можешь доли своей, может, крылья сложишь посреди степей. Вьется пыль под сапогами, степями, полями. А кругом бушует пламя, да пули свистят. Эх, дороги, пыль, да туман, холода-тревоги да степной бурьян. Выстрел грянет, ворон кружит. Твой дружок в бурьяне неживой лежит...
– Я пела, зажмурившись, чтобы не видеть лиц стареньких уже, ветхих ветеранов, сосредоточенно слушавших нас. Так же сосредоточенно нам хлопали - широко размахиваясь ладонями, вбивая их друг в друга. Я знала - если посмотрю - точно заплачу. Проверено.
– Расцветали яблони и груши, поплыли туманы над рекой. Выходила на берег Катюша, на высокий, берег на крутой!
– грянул Игорь, наш 'дирижер'. Мы с Егором подхватили, из зала подпевали зрители. Потом - 'День Победы', который порохом пропах. Я почти охрипла, выводя чистые высокие ноты. Закончили концерт маршем Славянки. Я шмыгала носом и старалась незаметно вытирать слезы. Егор неслышно подошел, заглянул мне в лицо. Я виновато улыбнулась.
– Юль?
– Я нормально, - поспешно шмыгнула я.
– Вижу!
– Я всегда плачу на 9 мая, - проворчала я.
– Не могу я....
– Все, все, - он уткнул меня носом себе в плечо.
– Сейчас посидим еще полчасика, и я тебя отвезу домой, и ты мне там подробно поплачешь, ладно? А сейчас - потерпи, а то наших стариков только расстраивать.
– Угу....
– Ой, деточки, как хорошо вы пели, - две сутулые старушки, в орденах, подошли к нам.
– Спасибо вам!
– Это вам спасибо!
– всхлипнула я.
– Если б не вы, где бы мы сейчас были!
– Знамо, где, - вздохнули бабушки.
Мы уехали через два часа. Музыканты уехали самые первые - сразу после окончания концерта. Мы с Егором остались - еще пели, играли, разговаривали с ветеранами. Я залила слезами два платка и рукав Егора. Он вздыхал и гладил меня по голове.
– Если бы я знал, что для тебя это так тяжело, я бы даже не начинал этот разговор, - сердито сказал он, когда мы пили чай уже у меня на кухне.
– Ну, извини, - развела руками я.
– Вот такая я вот дурная.... У меня дед не воевал, он маленький был, так его брата в плен забрали, он потом через всю Европу с полком нашим добирался.... Сын полка был.... А дед, когда немцев из села турнули наши, в обморок упал, когда запах хлеба почувствовал..... А мать его чуть не расстреляли....
– Я взахлеб рассказывала Егору то, что кроме Катьки никто не знал. Он меня слушал очень внимательно, успокаивал как мог, вытирал слезы. Проговорили мы полночи, наверное - ему тоже было, что мне рассказать. Потом он заставил выпить меня коньяка и уложил спать. По-моему, он полночи сидел у моей кровати - смотрел, как я сплю. А, может, мне это приснилось....