Фокус-покус, или Волшебников не бывает

Веденская Татьяна

– А ты сегодня что, одна? Без Корицы?

– Кто такая – Корица? – улыбнулся ведущий. Сцена была отрепетирована заранее. Ветрякова принялась рассказывать про горячее чтение.

– Не важно, какая именно информация будет в руках у экстрасенса. Даже если он знает о том, что на вас вчера была розовая кофточка, для вас это будет огромное потрясение. Люди совершенно некритичны.

– Действительно, – кивнула Жанна. – Когда я была на приеме у Ярослава, меня потрясло то, как много он знает обо мне.

– Буквально читал вас? –

спросил ведущий. Целитель отвернулся. Василиса ухмыльнулась про себя. Избиение младенцев? Придумаешь, как увернуться, дорогой? Снова бросишь меня посреди программы? Флаг тебе в руки.

Тошнота не отступала.

– Самое страшное – не то, что такие, как Ярослав Страхов, берут огромные деньги за свои предсказания, гороскопы и тому подобное, – продолжила Василиса. – Страшно то, что люди верят в него. В то, что он знает что-то, чего им неизвестно. И что может принять за них правильное решение.

– А Ярослав не может, верно? – уточнил ведущий с самым серьезным видом.

– Он никому не может помочь. Хорошо, если речь идет о том, чтобы просто поговорить с человеком и сказать, что все будет хорошо. Страхов – хороший психолог и может успокоить кого-то.

– За деньги? – уточнила Жанна.

– О да, – кивнула Ветрякова. Ведущий поднял руку и потребовал тишины в зале. Все замерли как по команде.

– Но что, если речь идет о жизни и смерти? – спросил ведущий совершенно серьезно.

– Что вы хотите еще повесить на несчастных экстрасенсов? – Ярослав снова попытался вмешаться, но ведущий только махнул на него рукой.

– Посмотрим сюжет.

21. Ищи в людях силу вместо слабостей. (Fortune cookie)

Камера умеет показать самые ужасные углы и закоулки так, что они будут смотреться еще хуже. Хибара, в которой проживал старик Ковалевский, на огромных студийных экранах смотрелась как дыра, в которой не стали бы находиться и бомжи. Протекшая крыша. Тазы, расставленные, чтобы ловить капли, – их девушка не помнила. Впрочем, когда была там, ведь и дождей не было.

На столе около двухконфорочной плитки навалена грязная посуда. Эдуард Сергеевич, в тренировочном костюме и какой-то старой, замшелой кофте, стоит около окна в больших роговых очках и щурится, пытаясь рассмотреть под сумеречным светом из окна, какие-то старые фотографии.

– А это вот Алеше шесть лет, – говорит Ковалевский. – Мама его купает.

Фотография целителя в детстве показалась на экране крупным планом. Василиса бросает взгляд на него. Он сидит, бледный и напряженный. Рука вцепилась в бортик дивана. Смотрит на экран, и лицо его перекашивается от ярости и ненависти.

– Алеша? – спрашивает корреспондент на экране.

– Ну конечно. Алеша Ковалевский. Вот его фотография в институте. – И крупный план захватывает фото, где Страхов уже, безусловно, узнаваем.

– Думаете, он просто забыл о вас? – спрашивает корреспондент.

– Конечно, он забыл обо мне, – разводит руками Ковалевский.

– То

есть его амнезия – это правда? Тогда, получается, мы раскроем большую тайну! – улыбается корреспондент, но старик только машет на него.

– Какая амнезия, умоляю вас. Только недавно звонил ему. Сказал, что знать меня больше не хочет. И чтобы я у него денег не просил. А мне нужно было пятьсот рублей. Таблетки врач не выписал. – Василиса прикусила губу от напряжения. Студия практически рыдала, но Страхов сидел, недвижимый и бледный как смерть. Ролик продолжал крутиться.

– Но почему? – удивился корреспондент.

– Ох, откуда я знаю. Наверно, пожалел для родного отца. Да и не надо мне от него ничего. Только за людей обидно. Он же их просто так обирает. Никакой он не экстрасенс!

Экран ушел в затемнение. Ведущий вышел на середину студии и посмотрел на Ярослава.

– Вы как-нибудь прокомментируете это?

– Чего вы от меня хотите? – спросил целитель сквозь зубы. – Чтобы упал ниц и покаялся?

– Было бы неплохо, – зло ответил тот. – Сегодня у нас в гостях Эдуард Сергеевич Ковалевский, отец лжецелителя Ярослава Страхова, в прошлом ученый, а сегодня одинокий пенсионер, брошенный собственным сыном, который претендует на положение нового мессии.

– Что? – Ярослав вскочил, но Эдуард Сергеевич уже вошел в студию. Костюм висел на нем как на вешалке, и рука тряслась больше обычного. Он направился к бледному, как смерть, Страхову.

– Сынок, что же ты? – спросил он. – Я же тебе отец.

– Ты мне – никто! – бросил тот, вставая с дивана.

– Как же так? – без тени улыбки поинтересовался ведущий. – Вы же искали своих родителей?

– Я ухожу, – сказал целитель, глядя только на Василису.

– Куда же вы! – крикнул ведущий. – У нас еще столько вопросов. К примеру, о том, как вы убили собственную мать, украли деньги на ее лечение.

Ярослав остановился на полпути, словно ему в спину выстрелили из пистолета и пуля пронзила его между лопаток. Он замер, затем обернулся, посмотрел на своего отца – и взгляд был таким, что у Василисы вдруг кровь остыла в жилах. Что-то было не так. Только бы он ничего не сделал своему старику прямо в прямом эфире.

– Значит, ты хочешь рассказать ей, – Ярослав ткнул пальцем в Василису, – как я украл деньги на лечение мамы?

– Как ты мог? – пробормотал Ковалевский, и в глазах его застыли слезы.

Страхов вздрогнул, словно ему дали пощечину, а затем пошел… побежал, понесся прочь из студии. Операторы были готовы к этому. Они преграждали путь, задавали вопросы. Ловили в коридоре, снимая то, как он бьет кулаком по стене. Ярослав отбивался руками и ногами, молчал, только требовал прекратить съемку. Девушка знала, что перед съемкой он, как и все они, подписывал бумагу, разрешающую съемку и показ материалов. Здесь уже ничего нельзя было поделать.

Когда Ярославу удалось вырваться на улицу и оторваться от преследователей с камерами, он забежал в ближайший двор, обрушился на лавочку и зарычал, как дикий зверь.