Фокусник

Сельдемешев Михаил

Селиверстов сник. Казалось, слова Фокусника огорчили его гораздо сильнее, чем угрозы начальства.

— Вы не в том положении, чтобы выносить порицание другим, — осадил Фокусника Юрковский. — И, в конце концов, мы услышим сегодня объяснение тому, как эти чертовы рисунки связаны с побегом Вендорфа? — Начальник тюрьмы начал терять терпение.

Фокусник отклонился назад, опершись спиной о стену, и сложил руки, скрестив их на груди. На его лице смешались гримасы презрения и снисходительности.

— Впервые я проделал это, когда мне исполнилось двадцать восемь лет, — произнес он, глядя куда-то поверх наших голов. Он говорил неспешно, постоянно

делая значительные паузы между предложениями. — Во время представления в одном из городков на юге Индии какой-то местный факир попытался выставить меня на посмешище перед жаждущей зрелищ толпой. Мне нужны были деньги, и я договорился с ним, что также покажу со сцены пару трюков за умеренную плату. При этом обещал безупречную технику исполнения.

Началось представление. Факир поочередно извлекал из своего «чудесного» ящика инвентарь и демонстрировал самые тривиальные фокусы, не особо при этом заботясь о чистоте исполнения. Нетребовательную публику устраивало и такое.

Под завершение, когда ящик опустел, факир залез в него, снял тюрбан, а ассистентка накрыла факира покрывалом. После этого девушка поочередно воткнула в угадывающуюся под покрывалом голову три кинжала. Когда ликование зрителей поутихло, кинжалы были извлечены, а покрывало сорвано. Невредимый факир под одобрительные вопли людей водрузил тюрбан обратно.

После такого успеха мой номер показался слишком скромным. Я попросил у кого-нибудь из зрителей любой ненужный предмет. На этот раз мне передали абрикос. Я положил его на сцену и накрыл платком с вышитым хитроумным узором. Когда платок был убран, абрикоса под ним не оказалось.

Но толпе зрелище показалось скучным, и должного ликования я не заслужил. В общем-то, я и не расстраивался. Неожиданной оказалась реакция факира. Он, похоже, передумал делиться со мной выручкой и громогласно обвинил меня в мошенничестве. Якобы я привязал к абрикосу нитку, спрятал его в рукаве, а потом и вовсе проглотил. Это было неслыханной низостью. Толпа оказалась целиком на стороне факира. Она с удовольствием готова была насмехаться надо мной.

Я был слишком молод и неопытен, чтобы уметь сдерживать свои эмоции. Рассказывать, что в своем коронном номере факир подставляет арбуз вместо своей глупой головы, я не стал. Вместо этого я тут же предложил остряку забраться в его же ящик, в котором он хранил свое барахло для одурачивания простаков. Мне запомнилась улыбка, которую он подарил публике перед тем, как скрыться внутри ящика. Он словно хотел сказать ею: «Через мгновение я вылезу обратно, и мы вместе посмеемся над этим жалким хвастунишкой…» Толпа начала улюлюкать и свистеть. Еще немного — и в меня бы полетела всякая дрянь. Ярость захлестнула меня, лицо горело от стыда. Как только крышка захлопнулась за факиром, я быстро и небрежно покрыл ящик уже известным вам узором при помощи куска парафина.

Прошло не более десяти секунд, которые показались мне вечностью, когда ящик едва заметно дернулся, а парафиновые знаки оплавились. В то мгновение лишь я один понял, что сумел это сделать. До этого я никогда не испытывал подобное на живых людях! Толпа внизу продолжала галдеть и оскорблять меня. Но мне уже было плевать на этот сброд. «Вы хотели развлечений?» — крикнул я и что есть силы пихнул ногой ящик к краю помоста, на котором мы находились. Он соскользнул и рухнул на каменную плиту у подножия помоста. От сильного удара стенки ящика не выдержали, он треснул и развалился по швам. Внутри никого не оказалось…

— И куда же делся

факир? — спросил я, когда пауза Фокусника затянулась.

— Не знаю, — ответил он. — Мною тогда двигало лишь оскорбленное самолюбие, и не было времени, чтобы все просчитать и подготовить. Но этого человека я больше никогда не видел. Зато видели бы вы толпу, которая онемела, когда ящик оказался пустым! Правда, на следующее утро меня обвинили в связи со злыми духами, и мне пришлось убраться из города. Мне еще повезло, что у бедняги не оказалось родственников в тех местах.

— И вас после этого не мучила совесть? — спросил я.

— Совсем недолго, — усмехнулся Фокусник. — Но вскоре я искоренил в себе и это никчемное чувство…

— А какие еще, если не секрет? — поинтересовался я.

— Сострадание, любовь… Да их много — этих барьеров, стоящих на пути того, кто стремится к истинному познанию и совершенству…

— Ну, довольно! — вмешался Юрковский. — Вы действительно думаете, что мы примем за чистую монету всю эту околесицу?

— Нет, я так не думаю! — Бледное лицо Фокусника исказила гримаса злобы. — Вы все замкнулись на усвоенных однажды элементарных объяснениях окружающего вас мира. Вы безропотно приняли готовые чужие идеи вместо того, чтобы разобраться во всем самим. И поэтому все, что выше вашего понимания, ваш жалкий разум незамедлительно отметает. Вы боитесь прикоснуться к необъяснимому и правильно делаете, потому что оно ужасает, и способны на это лишь избранные…

— Не слишком ли вы много на себя взваливаете, голубчик? — вмешался Алфимов. — И какое же разумное объяснение вы можете дать исчезновению людей из закрытых пространств?

— Вам трудно будет понять — ведь вы мыслите одномерно, — Фокусник снова вернул на лицо маску безразличия. — Вы считаете, что, окружив человека четырьмя стенами, полом и потолком, тем самым изолируете его от внешнего мира? Меня, право, трогает ваша наивность…

Алфимов попытался было что-то возразить, но Николай Кондратьевич жестом остановил его.

— Если говорить языком, доступным обывателю, — продолжал Фокусник, — то я бы использовал термин «параллельные миры». Три измерения окружающего мира, которые человечество привыкло осознавать — это еще далеко не все. Окружающее пронизано несчетным числом тех самых «параллельных миров», о которых подавляющая масса людей, обитающих на Земле, никогда даже не догадывалась. Лишь только применив специальные знания, можно войти во взаимодействие с каким-либо из параллельных миров. И тогда перед тобой открываются поистине безграничные возможности, в ряду которых стоит и мгновенное перемещение в пространстве — одна из самых простых и обыденных вещей. Великие умы древности по крупицам собирали эти знания и овладевали ими. Невежество и страх толпы перед подобными знаниями во все времена вызывали гонения на таких людей, их знания пытались выжечь на кострах инквизиции. Но истинные познания нельзя уничтожить. С юных лет я странствовал по миру, желая обучиться тому, что недоступно другим. Много лет я провел в Индии, изучая древние манускрипты и отыскивая еще оставшихся в живых старцев. Я, словно губка, по капле впитывал в себя остатки информации, которая едва держалась в их уже выживших из ума и убеленных сединой головах. То, что постепенно приоткрывалось моему взору, восхищало, но в то же время ужасало до такой степени, что в какой-то момент я чуть было не бросил все. Лишь благодаря невероятной силе воли я переборол страх и продолжил свой путь по тропе в неизведанное…