Фомка-разбойник (сборник)
Шрифт:
Только слабенький еще, устает скоро. Тогда схитрить норовит: припадет к земле, голову за камушек. Сам весь наружу торчит, а глаза зажмурил – спрятался. Тут подходишь и хочешь взять его руками.
Ой, нет! Ведь он серенький, мышастой масти. А камушек серый. Очень трудно его заметить, когда он так припадет и лежит неподвижно.
Маленьких ванек мы ловим для питомников, отправляем потом на материк, чтобы и там разводились красивые голубые лисички.
Если большой заказ с материка, ставим на лайде коричневые, незаметные
Черные котики уже все родились, больше не будет. Теперь надо сделать поголовный подсчет, сколько их народилось в этом году на каждом лежбище.
Мы окружили главное лежбище.
Матки-то, конечно, сразу ускользнули в море – они робкие.
Мы их не задерживали и старались не пугать. Было три молодых сивуча ростом с кота-секача. Эти тоже бежали без боя: они ведь без малышей.
А вот секачи-коты – с этими пришлось повоевать. Фыркают грозно, рюхают хрипатым голосом – не подходи. Мы, разумеется, не обращаем внимания на их угрозы, потихоньку их оттесняем от берега. Очень-то близко не подходим – все-таки опасно.
Они ведь глупые, увальни: прыгнет и как раз шмякнется на своего же малыша, черного котика. И, конечно, раздавит в лепешку. Поэтому необходимо их удалить. Сейчас-то они не такие уже страшные, как были: ведь уже два месяца без еды сидят, да еще линяют как раз, истощились, ослабли.
Пока с ними возились, часть черных котиков тоже удрала в море: это те, что постарше и уже плавать научились. Плавать они учатся в лужах на лежбище.
Первым делом этих плавунов пересчитали. От берега они далеко не отходят, тут все вертятся. Их немного: сотни две. Остальные все в куче в самой середине лежбища. Их кольцом обступили промышленники и не дают разбредаться.
Два счетчика с карандашами и книжками стали с одной стороны, два – с другой. И котиков стали пропускать в обе стороны между счетчиками, как в ворота.
Заторопились малыши, заковыляли к выходам. Некоторые валятся на бок, другие через них вверх тормашками, задние напирают, переваливаются. Счетчики считают и записывают. Насчитали 2800 голов. А в кольце еще больше двухсот осталось, на глаз, конечно.
Тогда – стоп! Ворота закрываются. Счетчики входят в круг, кольцо за ними замыкается.
Теперь действуем так: двое ловят котика и держат его, чтобы не мог кусаться. Счетчик записывает и вставляет малышу в ухо серебряную пластинку с буквой и цифрой. На одном конце пластинки шипик, на другом – вдавлинка.
Шипиком прокалывается ухо, и концы пластинки соединяются плоскогубцами в кольцо. Малышу при этом не очень больно: не больней, чем сережку вставить в ухо.
Раньше черных котиков клеймили каленым железом – это было очень больно. Чтобы не мучить их, я и завел серебряные колечки. Они и в воде не ржавеют и держатся в ухе очень прочно.
Буква на колечке обозначает, на каком острове котик родился. Потом, когда он вырастет и попадется
У нас, на острове Беринга, колечки с буквой «Б», на Медном – с «М».
На Медном серьга вставляется в левое ухо, а у нас – в правое.
Цифра обозначает год рождения котика, например: 0 – это 1930 год, 3 – 1933 год.
Потом будем точно знать, сколько коту лет, можем ловить его каждый год и следить, как он растет из года в год.
Нас было много, мы работали быстро.
Прошло часа два с нашего прихода на лежбище; мы окольцевали уже 138 самцов, 60 самок и так увлеклись делом, что не сразу заметили, какая тревога поднялась за нашими спинами.
Тысячи, тысячи черных голов почти сплошной массой колыхались в воде. Их стало втрое, вчетверо больше, чем было, когда мы согнали котиков с лежбища.
Малыши, секачи, даже робкие матки кучками поспешно вылезали на песок, и вся эта черная живая волна двигалась на нас.
Казалось, что всем скопом хотят броситься на нас.
Но это один только миг. Сейчас же кто-то из алеутов крикнул:
– Косатки!
Это страшное слово объяснило мне все. Я взглянул на море.
Далеко на волнах сверкали косые черные треугольники. То появляясь над водой, то исчезая, они приближались с быстротой миноносок.
Многотысячное стадо котиков в панике бежало от них.
Косаток было несколько десятков. Они шли широко развернутым фронтом. Окружали стадо. Это была настоящая, по всем правилам, атака миноносцев.
Перед этой новой опасностью котики потеряли всякий страх к нам, людям. Все, сколько их было в округе, молодые и старые, бросились к лежбищу.
Против косатки – громадного зверя в несколько тонн весом – котики беззащитны. Даже старый сильный секач перед ней – как легкая весельная шлюпка перед подводной лодкой. Что же говорить о малышах? В брюхе одной убитой косатки ученые нашли двадцать четыре черных котика.
Перепуганные котики выбрасывались на берег. Чтобы не мешать им, мы поспешно убрались с лежбища.
С высокого берега я стал наблюдать, как развертываются военные действия.
На лежбище все смешалось. Старые секачи сбились в кучу с холостяками, матками и малышами.
Тут же теснились четыре рыжеватых сивуча.
На воде все еще мелькали тысячи гладких черных голов.
Я с удивлением и тревогой заметил, что они колышутся на месте, не приближаются к берегу. Не видят, не понимают опасности?
Хотелось крикнуть им с берега: «Спасайтесь! Бегите!»
Косатки были совсем близко.
«Котикам уже не спастись», – подумал я.
И тут неожиданно случилось что-то странное: косатки разом остановились, их фронт смешался. Черные треугольники пошли сновать вправо и влево, точно перед ними неожиданно выросла невидимая стеклянная стена, и они заметались перед ней, тыкаясь носом, как рыбки в аквариуме.