Фонарь, который всегда светил
Шрифт:
На небе что-то сияет. Такое яркое и теплое; щекочет изредка, а поцелуйчик его – это веснушка.
Я касаюсь солнца рукой, не боясь обжечься, и лихо съезжаю с радуги, понимая, что все это – сон.
Я не унываю – хорошие сны приходят к добрым людям!
Звёзды
Отчего-то я знаю, что можно достать звезды руками (много раз пыталась), но в последний момент, взлетая, я отдергиваю ладонь, которая тянется к звездочке – незачем трогать яркие снежинки космоса! – они не для нас! Лучше любоваться
Экспромт
Мир зарождался заново. Очередное поколение амёб уже заняло своё место в зрительном зале театра под названием ЖИЗНЬ. Гул не прекращался долгое время – обсуждалось очередное светское событие – премьера спектакля. Никто не знал ни сюжета, ни актёров, ни автора пьесы… и уж тем более её режиссёра – все предвкушали.
Но погашенный свет создал идеальную тишину. Колыхание воздуха, даже едва замеченное, непременно разносилось и передавалось другим зрителям, очень похожих на амёб…
Никто не знал, что спектакль был чистой воды экспромт. Кроме меня, ведь это мои мысли играли ВЕДУЩИЕ роли на бумаге – сцене для тех, кто это прочтёт.
Откуда берутся тапки? (быль)
Валерка опять крутился на стуле, при этом успевая отъезжать от одной стены к другой. Что в какой-то мере бесило Майора. Нет, если бы комната была чуть просторней, проблема исчезла б, как и появилась. Но дело было в том, что «кабинет», как его называл сам Майор, не только был его собственностью, но и имел весьма маленькую площадь. А как вы хотели? – чердак…
Именно поэтому, когда один из моих старших друзей снова с шумом проскользил мимо носа Майора (читайте – Бориса), чуть не сбив с ног, зелёные глаза с явным неодобрением прожигали офисный стул.
Валерка приподнял бровь и удивлённо воззрился на Бориса. Чего мол, ты?
Здесь позволю себе небольшое отступление, заявив, что Валерка, которого все зовут Воландом по вполне понятной причине (выражению его лица), старше всех в нашем гм…. «буйном коллективе». Но, несмотря на это, иногда он позволяет себе таа-акие выкидоны…! Что-то вроде этого. Взжж! Бендд!!! Взжж!!!
– Сколько можно? – наконец сказал Бор, отрываясь от какого-то чертежа – он тоже о чём-то думал. Кисточка в его руке была полна оранжевой акварельной краски.
– Гм !… – раздалось из-за угла шкафа, куда улетела ручка Валерки. – Это мне, может, помогает сосредоточиться! Я стихи пишу!
Если он так ловит вдохновение, переливающееся волнами мыслей по комнате, то для Бориса важна абсолютная тишина.
Ах, о чём это я? Да-да, снова препирательство по поводу катаний. Лично меня это не раздражает, особенно когда ни о чём не думаю, и гляжу в окно со второго этажа…
– Бе-бе-бе! – Валерий скорчил смешную гримасу, отчего стал похож на мою рыжую хомячку Машку, жившую у меня два года назад. Э-эх, жаль, фотоаппарата нет под рукой! Щёлкнула бы пару кадров в свой альбом.
Валеркинс пару раз крутанулся на стуле, но с такой
– Ах ты га-ад! – взвился Бор и, сняв свой шлёпанец, запустил им в Валерку. Что тут началось! Дикий хохот, беззлобная ругань, крики, швыряние тапками. Причём в ход пошли ещё и пара подушек с испорченным напрочь проектом какого-то фантастического здания.
Часа полтора мы швырялись друг в друга подушками, тапками и всем, что попадалось под руку…
…Отдыхая от “ратных дел”, мы одновременно собирали разбросанные где попало письменные принадлежности, подушки. Во время вынужденной уборки откопали под софой старую кепку Бориса и, не отряхнув от пыли, надели ему на голову, думая, что тот вновь начнёт швыряться тапками. Но он просто снял её с головы. Повертел в руках. И повесил на самое видное место в своём «кабинете», как напоминание о том, что даже от серьёзной работы надо отвлечься и повеселиться. Просто так. От души.
А тапки у нас с тех пор любимые предметы для швыряния.
( P. S. наши все тапки и шлёпанцы исключительно мягкого образца!!! Никто не пострадал :-) )
Большая перемена
Человек шёл, смеясь и шатаясь. Но какой-то неестественный смех, полный боли, раздирающий душу, вырывался из его горла.
Аллея янтарно-жёлтых деревьев бросала идущему листья в лицо. А он всё смеялся. И стальной блеск его глаз сочетался с ядовито-солёными слезами. Если бы кто-то смог попробовать его настроение на вкус, то непременно бы почувствовал на языке горечь и кислоту.
– Солнце вышло из-за туч!!!
Нету в мире пя-ятен!…
От него шарахались прохожие; а человек, вдруг перестав смеяться, воздел руки к небу и, глядя влажными от слёз глазами на пылающее солнце, истерически крикнул:
– Господи, хорошо-то как!
Потом быстро пошёл вглубь парка с гулко бьющимся в груди сердцем, сел скамейку и зарыдал.
Зазвонил в кармане телефон. Но его хозяин схватил техническую необходимость и швырнул в дымящийся паром пруд. Долго смотрел человек на расходящиеся круги по воде, видя и замечая то, что чувствует не каждый.
Зашумевший ветер пригнал тучи. Вокруг всё потемнело, и полил сильнейший дождь, хлеща каплями по лицу.
Человека на скамье уже не было. Он никуда не уходил. Просто исчез. В никуда. Поскольку не был человеком, но демоном, ощутившим сладость любви и понимания.
Монах с зелёными глазами (из дневника)
Если в жизни нет приключений,
значит, надо их найти
(из рекламы)