Фонтан тайн
Шрифт:
– Я тоже так думал, но наши желания – ничто в сравнении с теми силами, которые здесь присутствуют.
Резко похолодало.
– Ты серьезно? – удивленно спросила Персефона.
– Конечно. Или ты думаешь, что я верю в некий дух Акоры, который нас защищает?
Его откровенный скептицизм шокировал Персефо-ну. Если бы он заявил, что на небе нет звезд или что солнце ненастоящее, она не так бы поразилась. Подумать только: то, что составляло сущность ее бытия, подвергается сомнению со стороны принца Атрейдиса, чей род, как полагали
– Но он есть.
– Я знаю лишь то, что видят мои глаза, и то, что поддается научному объяснению.
– А как же вера?
– Да, я верю. Но я не думаю, что Бог, создавший Вселенную, делает все в точности так, как нам бы хотелось. Пути Господни неисповедимы.
– Мы не можем до конца понять его творение. Доказательство тому находится здесь, на Акоре.
– Я тоже люблю Акору, Персефона, но…
– Я говорю о вещах более сложных, чем любовь к родине. Неужели ты их не чувствуешь?
Он потянулся через стол и взял Персефону за руку, прежде чем она успела ее отдернуть.
– Я чувствую тепло твоей кожи. – Он провел большим пальцем по внутренней стороне ее запястья. – Чувствую пульсацию жизни, которая движется по твоему телу, то есть то, что реально. А что касается остального…
– Ты боишься, – покачала она головой, потрясенная собственным открытием.
Однако оно имело разумное обоснование. В конце концов, Гейвин достаточно рассказан ей о себе, и она понимала, что с ним происходит.
Он резко отпустил ее руку.
– Твое счастье, что ты женщина. – Он откинулся на спинку скамьи, глаза его сверкали мрачным огнем. – Я бы не потерпел подобного оскорбления от мужчины.
Гейвин старательно сдерживал свои чувства, но Персефона видела, что он сильно разгневан. Однако она не испугалась.
– Я отвечаю за свои слова и поступки, так же как и любой мужчина. В правде нет оскорбления, принц Атрейдис.
– Ты сказала, что я боюсь. Фактически назвала меня трусом. Вот твоя правда?
– Бояться еще не значит быть трусом. Страх может преследовать даже самого храброго из храбрецов. Ты мечешься между двух огней и никак не можешь определиться со своим будущим.
– Ты поняла мое состояние после столь короткого знакомства со мной? Твои предположения ошибочны. Мое будущее принадлежит Англии, что бы ни случилось здесь, на Акоре.
Она подцепила последнюю малинку на серебряную ложку и поднесла ко рту. Ягода имела вкус солнца и лета, к ее насыщенному сладкому запаху примешивались ароматы земли, на которой она выросла.
– Ты испытываешь сильное искушение и считаешь его неподобающим для себя.
Он нехотя улыбнулся:
– Ты права, я действительно испытываю искушение.
Он прошелся медленным взглядом по ее губам, шее, округлостям груди… Персефону накрыло жаркой волной.
Она вдруг поняла, какого рода искушение испытывает он.
Боже, он, наверное, считает ее
– Я, пожалуй, пойду спать, – пробормотала она и встала, не дожидаясь, пока у нее ослабеют ноги.
Гейвин вызвался ее проводить. Они молча пересекли крышу и прошествовали в семейное крыло. Остановившись перед ее дверью, он сказал:
– Ты видишь больше, чем мне бы хотелось, Персефона с Дейматоса, но это не значит, что у тебя слишком острое зрение.
Она удивилась, услышав такое признание из уст человека, которого она только что оскорбила.
– Я редко общаюсь с людьми и не умею вести разговоры.
– Да нет, у тебя неплохо получается.
Дверь находилась у нее за спиной. Она чувствовала, как резное дерево вдавливается в ее кожу. Где же ручка? Надо открыть дверь, сказать «спокойной ночи», войти в спальню и захлопнуть дверь.
Он стоял совсем близко. Персефону охватила тревога, но она почему-то не могла сдвинуться с места. Ее ноги словно приросли к полу. Когда он успел обнять ее? От него пахло сандаловым деревом и вином, которое они пили за ужином. Она ощущала тепло его нагретого солнцем тела…
– Персефона…
– Что?
Ее губы раскрылись и тут же попали в плен его губ. Ошеломленная и напуганная таким напором, она схватила Гейвина за плечи, словно собираясь его оттолкнуть. Но ее решимость оказалась ненамного крепче тонкой корочки льда, которую можно увидеть в ведре с водой редким морозным утром.
Откуда-то из глубин ее существа, словно из-под треснувшего льда, поднимались горячие волны страсти.
Их тела слились воедино. Ее соски уперлись в его твердокаменную грудь. Она ощущала силу его бедер и рук. Однако он обнимал ее так нежно и благоговейно, что она не чувствовала никакого насилия с его стороны. Напротив, ей стало хорошо и спокойно в его надежных объятиях.
И все же она больше не могла выносить сладкую пытку. Тихо всхлипнув, Персефона прервала поцелуй и вывернулась из его рук, получив свободу только потому, что он ее отпустил. Ее вовсе не устраивала такая зависимость. Она уже очень давно жила одна и привыкла сама о себе заботиться. С юного возраста, с тех самых пор как умерла ее мама, она никому не разрешала собой повелевать.
– Ты слишком много себе позволяешь, принц Атрейдис, – выговорила она и демонстративно вытерла губы тыльной стороной ладони.
Гейвин долго смотрел на нее, и она уже подумала, что перегнула палку. И тут он засмеялся.
– Колючая Персефона, ты ничего не знаешь о мужчинах, верно?
Она опустила руку, расправила плечи и сердито сверкнула глазами.
– Я знаю, как выпотрошить мужчину, если мне когда-нибудь он понадобится.
Ее слова не возымели того действия, на которое она рассчитывала. Он улыбнулся еще шире и стал похож не на гордого принца, а на озорного мальчишку.