Формула гениальности
Шрифт:
Мысли его прервал звонок в дверь. Когда Наркес открыл ее, у порога стояли Роза и Мурат, лучшие его друзья, сокурсники по институту.
– Кентавр! – радостно воскликнул Мурат. Он всегда шумно и непосредственно выражал свои чувства.
– Старик! – благодарно улыбался Наркес. – Как поживает Роза-ханум?
Молодая женщина мягко улыбнулась. Наркес помог ей снять демисезонное пальто и повесил его на вешалку.
На радостные возгласы и громкий звук голосов из внутренних комнат вышли мать и Шолпан. Они тоже очень обрадовались приходу Мурата и Розы.
– А
– Они остались дома вместе с мамой, – ответила Роза.
– Надо было их взять. И Жаныл зря оставили, – сказала молодым супругам Шаглан-апа о сверстнице.
– Трудно ей далеко выходить из дома. Чуть что – болеет, – ответил Мурат. – Ну, а как ваше здоровье?
– Слава богу, потихоньку. Наше дело стариковское, – улыбнулась пожилая женщина.
– Рано вы решили записать себя в старики, апа, – ответил Мурат.
Все прошли в зал. Когда гости сели, Шаглан-апа стала подробно расспрашивать их о матери, о детях, о здоровье, о работе. За разговором, шутками и смехом Наркес оттаял душой, словно и не было накануне тяжелых мучительных раздумий. Он очень любил друга. Несмотря на все жизненные испытания и трудности – Мурат рано лишился отца и матери и воспитывался у дальних родственников, – он сохранил независимость суждений, был прямым и честным. В нем не было ни грана той мудреной дипломатичности, которая была у многих знакомых Наркеса. Такой же была и Роза. Долгие годы общения с самыми разными людьми научили Наркеса быть сдержанным, а порой и скрывать свои чувства. И только встречаясь с Муратом, он чувствовал в себе былую юношескую непосредственность. Наркес, радостно улыбаясь, глядел на друга. Когда стол был накрыт, Шолпан позвала Баяна. Юноша, войдя в зал, учтиво поздоровался с гостями и сел на свободное место рядом с Наркесом.
– Это Баян, – представил его друзьям Наркес.
– Студент первого курса математического факультета КазГУ. Прекрасный парень и хороший математик. А это мои друзья, Баян, – Мурат и Роза, Супруги с интересом взглянули на юношу. Мурат задал ему несколько вопросов. Затем разговор перешел на общие для всех темы.
– Ну, как твоя кандидатская диссертация? – обратился Наркес к другу.
Мурат начал привычно жаловаться:
– То болею, то работа заедает, то жена не пускает в библиотеку. Говорит, что там девушек много.
– Ты и вправду не пускаешь его в библиотеку? – удивился Наркес.
– Что ты, – улыбнулась Роза, – это он сам ищет всевозможные поводы, лишь бы только не садиться за диссертацию.
– А-а… Это на него похоже.
– Слушайте, – обратился ко всем с серьезным видом Мурат. – Зачем мне заниматься наукой, утруждать себя, когда мое имя и так останется в истории?
– Он лукаво взглянул на сидящих.
Все вопросительно посмотрели на него.
– Ну, конечно, останется, – уверенно продолжал Мурат. – Ведь мой друг – великий ученый. Если его имя останется в истории, а оно, безусловно, останется, значит и мое имя останется в ней.
Наркес
Верь во встречу, Надейся на память любви, о Хафиз!
А неправда, Насилье и бремя цепей – не навечно! —
вдруг с подъемом процитировал Мурат.
Все снова рассмеялись. Хафиз, процитированный не к месту, вызвал смех.
– Эх, быть бы мне филологом! – не обращая ни на кого внимания, продолжал сетовать Мурат. – Каким бы выдающимся филологом я был!
Теперь уже никто не мог удержаться от смеха, Через некоторое время Наркес добродушно приговорил:
– Ты и в медицине пока ничего не можешь сделать, что ж ты о чужой области мечтаешь!
– Нет, старик, ты не знаешь, большой талант пропадает во мне. Это вот она не дает ему ходу, – он кивнул в сторону жены.
Все снова захлебнулись смехом.
– Если бы у тебя был талант, – смеялась Роза, – и я бы сдерживала его, то ты давно бросил бы меня.
– Надо подумать об этом… – улыбаясь, произнес Мурат. – Вот Шолпан познакомит меня с одной из девушек инъяза.
– Можно и познакомить, – засмеялась Шолпан.
– Карагым-ау, уже двое детей у тебя, теперь поздно думать об этом, – скорее серьезно, чем шутя, сказала Шаглан-апа.
– Шаглан-апа и вправду поверила, – с улыбкой отозвалась Роза.
В зал вбежал Расул. Наркес вспомнил, как недавно прогнал его из кабинета, вместо того чтобы помочь ему вынуть занозу. Чувство вины охватило его. Он подозвал сына и внимательно осмотрел его пальчик. Занозы уже не было. Шолпан давно вынула ее. Притянув сына к себе и обняв его, Наркес мысленно говорил ему: «Сына, прости меня за мою жестокость… Прости меня за то, что я уродился не таким, как все люди… Прости меня, сына…»
Мальчик тихо стоял в объятиях отца, крохотным сердцем воспринимая всю его ласку… Сейчас он больше понимал отца, чем накануне. Наркес взял со стола шоколадку, протянул ее сыну и сказал:
– Ну, иди, поиграй.
Мальчик, взяв шоколад, радостно выбежал из комнаты.
Оживленно беседуя, гости просидели до позднего вечера.
Собираясь уходить, но не вставая еще из-за стола, Мурат негромко произнес, глядя поочередно на Наркеса и Шолпан:
– Шаглан-апе трудно сейчас. Поэтому мы решили проведать и хоть немного отвлечь ее. Вы не переживайте так много, Шаглан-апа. Умершие не возвращаются
– А живым надо жить. Поэтому не предавайтесь все время печали. У вас есть дети, внуки. Так что вы не одна. Мы, друзья Наркеса, тоже ваши сыны и дочери. Крепитесь, Шаглан-апа…
Шаглан-апа молча кивнула головой, повязанной простым платком, глядя вниз перед собой. Наркес боялся, что она заплачет. Но этого не случилось.
Немного помолчав, Мурат закончил свои слова:
– А теперь, если разрешите, мы пойдем домой. Наркес, Шаглан-апа и Шолпан уговаривали Мурата и Розу остаться ночевать. Но они не соглашались, беспокоясь за оставленных дома детей. Уходя, они пригласили всех к себе в гости на завтрашний день.