Формула шага
Шрифт:
День 1 октября выдался ветреным и холодным. Небо обложили низкие серые тучи. Вот-вот сорвется мелкий осенний дождик. Быстро темнело.
На стадионе спортсмены появились почти одновременно.
Николай Александрович со своими помощниками уже трудился. Они установили по сторонам дорожки точно напротив друг друга две фотокамеры и теперь подсоединяли провода к устройствам перед объективами, тянули длинный кабель к линии старта.
Бернштейн заговорил с Лядумегом по-французски так же быстро и четко, как накануне с братьями Знаменскими на родном русском. Тот сперва согласно кивал головой, но потом стал чему-то решительно возражать. Бернштейн, пожав плечами,
— Вы, товарищи, куда сговорчивее, чем наш гость (речь шла о спортивном трико, которое Бернштейн попросил надеть вместо обычного спортивного костюма),— сказал он Серафиму и Георгию. — Не хочет Лядумег натягивать трико — и все тут. Доказывает, что это не спортивный наряд. Да бог с ним, пусть бежит как хочет! А вы, пожалуйста, идите в раздевалку, готовьтесь. Мы уже скоро все наладим. Как стемнеет, начнем.
...В необычном наряде братья Знаменские были изящны и даже скульптурны: костюмы подчеркивали атлетизм обоих.
— Вы сейчас словно два мима,— улыбнулся Бернштейн,— вам бы теперь грим на лица, огни рампы и переполненный зал. Но... вместо этого придется надеть на себя вериги и довольствоваться нашим более чем скромным обществом.
По лицу месье Лядумега было видно — он начинал сожалеть, что не облачился в эту одежду, неожиданно оказавшуюся столь изящной. К тому же она была и практична: в майке и трусах было значительно холоднее. А плащ накинуть было невозможно, потому что помощники профессора принялись навешивать на спортсменов дополнительное снаряжение. «Вериги» оказались полегче, чем у монахов-подвижников, однако опутывали все тело.
На сгибы суставов рук и ног на петлях прикрепили маленькие электрические лампочки. Одну прицепили даже на темени.
Бернштейн сам все придирчиво осмотрел:
— Итак, электрификация закончена. Да будет свет!
Теперь стало понятным назначение длиннейшего кабеля — метров восемьдесят. Один из помощников подсоединил его к поясу Серафима, сюда сходились проводки от всех лампочек. Лампочки зажглись, словно праздничная иллюминация.
С таким длинным хвостом предстояло бежать по дорожке между фотокамерами. Но кабель был тяжел. Он тянул спортсмена назад, сбивал темп. Николай Александрович моментально нашел выход. Он предложил бежать по двое. Второй спортсмен должен был следовать несколько позади, держа на весу кабель. И тут же этот второй был наречен «шлейфоносцем».
Братья Знаменские решили тащить «шлейф» друг за другом поочередно. А гостя согласился эскортировать легкоатлет Юрий Дмитриев.
Тем временем совсем стемнело, и Бернштейн счел возможным начать опыты.
Как жаль, что был пуст стадион!
Больше трех десятков лет прошло с той осенней ночи, а Татьяна Сергеевна Попова, бессменный сотрудник и помощник Николая Александровича, вспоминает об этом беге в темноте как о зрелище впечатляющем.
— Видеть работу атлета высшего класса — это всегда большое удовольствие. Но днем мешает пестрота стадиона. Накладываясь, как посторонние шумы во время радиопередачи, она не дает полностью сосредоточиться на самом главном — движении. А тут было движение и только движение, фиксируемое в темноте ритмичными линиями светлячков-лампочек.
Сверкающие тени раз за разом проносились по беговой дорожке. И видно было, как пластично, сильно и красиво работали руки и ноги спортсменов.
Дорожка слегка шуршала под ногами. Ровно стрекотали моторчики, вращавшие диски обтюраторов перед объективами фотоаппаратов. И если в детской игре — стробоскопе в одно движение сливалось множество разных фигурок, то здесь выполнялась задача совершенно противоположная:
На негативах оставались пока еще невидимые пунктиры, отмечавшие неуловимые простым глазом мгновения бега.
Математика шага
Ночные старты оказались для братьев Знаменских последними в сезоне 1934 года. Фибровым чемоданчикам со спортивной формой суждено было пылиться до следующей весны. Весь период московской слякотной погоды Серафим и Георгий отдыхали от тренировок.
Но спортсмены теперь уже в кабинетной тиши снова и снова повторяли свои забеги. Старт им давали обыкновенные ванночки с проявителем и закрепителем.
С позиций даже любительской фотографии полученные негативы не имели никакой ценности. На них виднелись лишь ряды черных точек, напоминавшие застывшие волны. Но именно в них-то и был зашифрован рассказ о беге Знаменских и Лядумега. Ведь каждый негатив вобрал в себя сотни моментальных снимков, избавленных от груза ненужных исследователю деталей.
Соединив прямыми линиями соответствующие точки, можно было определить положение звеньев тела спортсмена в мгновения, отделенные друг от друга десятыми долями секунды и сантиметрами пути, по расстоянию между точками судить о скорости перемещения рук, ног, корпуса, головы, а сравнение скоростей давало возможность подсчитать ускорение каждого звена. Если же теперь умножить ускорение звена на его массу, то получится усилие, которое затрачивается на его перемещение. Долгая и кропотливая работа, для стороннего наблюдателя, наверное, однообразная и скучная.
Но это необходимая часть любого научного изыскания: анализ, обработка полученного в ходе опыта материала и поиск ответа на вопрос, как, почему происходит то или иное явление. А от правильности выводов зависит, по какому пути пойдет практика — по верному или ложному.
Николай Александрович Бернштейн встретился с братьями Знаменскими лишь ранней весной.
Снова тот же кабинет, знакомый фотоаппарат в углу. Профессор извлек из стола папку с графиками и рисунками. То, что было изображено на одном из листов, напоминало раскрытый веер. Присмотревшись, братья различили в соединениях линий и точек разложенный на двенадцать позиций, а на самом деле длящийся какую-то долю секунды момент бега — приземление — передний толчок.
Но эти доли секунды оказались разными у Лядумега и Знаменских. Чемпион мира укладывался в одну восьмую. Серафим расходовал на десятую долю секунды больше. Но только ли разницу во времени зафиксировал рисунок?
График как бы анатомировал движение спортсмена, вычленяя из него мельчайшие детали, растягивая их во времени и пространстве.
— Вот ваша нога ближе к земле,— говорил профессор. — Чем ниже «посадочная скорость», тем слабее тормозящий толчок. У Лядумега во время приземления и переднего толчка нога почти вертикальна. У вас же, Серафим, она сильно вытянута стопою вперед. Известный из физики закон разложения сил выносит здесь беспощадный приговор. В момент соприкосновения с землей вы как бы толкаете себя в противоположную сторону. Вам приходится тратить время и силы, чтобы погасить эти ненужные усилия. Лядумег же все это экономит и сразу делает мощный задний толчок. Тем самым он получает возможность удлинить свой шаг, а вы, напротив, укорачиваете... со всеми печальными последствиями.