Формула смерти
Шрифт:
Это судьба и от нее не уйдешь. Вот я иду по коридору, в конце которого - моя дальнейшая жизнь. Все это было решено задолго до моего рождения, и я не в силах ничего изменить. Но ведь можно остановиться! Не ходить и послать к черту это дело! Но я не могу перечеркнуть карьеру, и не могу не из-за слабости характера или желания получить высокооплачиваемую работу, а из-за того, что жизнь уже давно предрешена. А если я действительно не в силах остановиться из-за желания нажиться или отсутствия воли, то это тем более доказывает правильность моей догадки - эти качества были даны мне ее величеством судьбой".
Наконец,
– Ну как тебе ракета?
– спросил Гамильтон, стоя за левым плечом пилота.
– Это потрясающе! Когда начнем?
– Немедленно!
С непривычки, залезть в машину было нелегко, но лорд уверил, что позднее механики сделают сидение специально под Кондрата и операция посадки значительно облегчится.
Механики запустили мотор и выкатили болид на улицу.
– Ну, привыкай, парень!
– кивнул лорд.
Газ! И вот - машина рванула вперед.
Невероятное ускорение начало уродовать лицо Кондрата - нижняя губа стала спускаться к подбородку, а верхняя пошла к носу. Невероятно!
Пробный поворот руля и машина, словно не подчиняясь законам инерции, резко рванула вбок. Обратный поворот - и болид на прежней траектории.
Теперь дорога уходит в сторону - нужно притормозить. Капельки слез, выжатые перегрузкой из слезных протоков, брызнули на защитное стекло шлема. Поворот направо. Так. Можно пройти и побыстрее. Челюсть поехала налево, а шея, не ожидав такой нагрузки, едва не наклонила всю голову набок. Прямая. Поворот. Еще поворот. Прямая. Первый круг пройден. Время? Слишком велико. Еще раз.
Круг за кругом. Километр за километром.
Так, улучшая с каждым разом время, Кондратий проездил уже два часа. В питах, механики, чей скепсис до начала тестов стал постепенно сменяться удовлетворением, хлопали друг друга по спинам и все чаще стали пошучивать, улыбаться или и то, и другое вместе.
– Мы не ошиблись в нем, - проговорил Гамильтон.
Кондрат, который к тому времени уже набрался оптимизма и решительности, получил распоряжение проехать еще два круга:"
Поднажми Кондри!" - сказал по рации Джеймс, американский специалист по компьютерным технологиям в штате спортивного отделения "Лотуса"
Пилот напрягся. Быстрее! Еще быстрее!
Поворот. Хлопок. Скрежет металла. Искры. Быстрое замедление. Вылет с трассы.
Кондратий мог понять лишь то, что мотор его заглох, и он больше никуда не едет. Выбравшись из кокпита, пилот увидел, что левое заднее колесо его болида находилось совсем не там, где ему положено находится, а именно - в трехстах метрах сзади.
Колесо, оторвавшееся на такой скорости, непременно либо увеличивает число седых волос, либо уменьшает всю жизнь -
Кондрат огляделся по сторонам и заметил поспешно удаляющуюся фигуру гостя из "Ягуара" с той самой трибуны, где он провел весь тест.
"Интересно, чего он так помчался?" - подумал гонщик.
Подъехал автомобиль с медиками, которые, убедившись, что с их подопечным все в порядке, довезли его до питов.
Там его, как героя, уже ждал весть коллектив. Никто не мог ожидать, что Кондратий так быстро вживется в роль пилота королевских гонок и было бы очень обидно потерять такого парня в первый же день совместных работ. Все справлялись о самочувствии гонщика и крепко пожимали ему руку, после того как он отвечал, что все окей.
На этом фоне выделялся Какка, сидевший за мониторами и что-то считавший на калькуляторе, иногда бормоча себе под нос какие-то финские словечки, для занесения в рассказ совершенно не пригодные, даже в том случае, если читатель совершенно не знаком с финским языков (а уж это, поверьте мне, язык самых нецивилизованный из всех варваров - варягов).
"Авария, гость из "Ягуара"... Как-то странно все это. Можно, конечно, назвать это суеверием, но страшновато угодить в историю с не столь благоприятным окончанием".
После продолжительной работы с механиками Кондрат встретился с лордом:
– Ты хорошо поработал сегодня, Кондратий! Я очень рад. Отпускаю тебя сегодня домой пораньше, потому как завтра очень трудный день.
– А что завтра?
– Завтра мы едем в Монцу.
Глава VII
Жуль прилетел еще вчера вечером, но уже сделал для себя несколько открытий. Во-первых, разглядывая в самолете карту Италии, инспектор заметил, что очертания Апеннинского полуострова здорово напоминают женский сапог. Это одновременно как удивило Жуля, так и насторожило его. Полицейский точно знал, что образование данных очертаний произошло задолго до появления первой обуви на планете. Тогда получалось, что именно природа предопределила форму сапога, появившегося много веков после Апеннин. Ведь человек, изобретя любой новый предмет, мог назвать его сапогом. Но не назвал, потому как никакой из предметов не был похож на сапог (т.е. на тот предмет, который мы в нашем привычном обиходе называем сапогом). А когда данный предмет был произведен, то как раз ему с полным правом и было присвоено это нарицательное, поскольку он формой здорово походил на этот самый полуостров. Все это было очевидно. Но не будь Жуль полицейским, если бы у него была всего одна теория. По другому предположению, очертания свои Апеннины получили благодаря деспоту, который давным-давно приказал обкорнать свои владения по побережью до известной формы, чтобы продемонстрировать свое могущество и тем самым навести ужас на врага.
Вторым открытием было то, что население страны, где производят "Феррари" было весьма небогатым, а транспортным средством в основном служили маленькие подержанные машинки. Здравое объяснение данному казусу найти было куда более сложно, и Жуль попросту не стал этого делать.
Вообще, Монца обаяла Жуля своей неразберихой.
Тесные мощеные улочки, заключенные в двух-трех этажные дома, несмотря на свои размеры, бурлили жизнью более интенсивно, нежели проспекты современных городов Европы.