Формула власти

Скрягин Александр

– Будьте уверены, Ефим Алексеевич! Если только я этого упыря увижу, сразу вам сообщу! Даже не сомневайтесь! – громко произнесла она, пряча конфискованную бутылку в свою матерчатую сумку.

– Сообщим незамедлительно! – пообещал бывший боец железно-дорожной охраны Петр Бацанов, засовывая сторублевку во внутренний карман железнодорожного кителя.

Не то, чтобы майор Мимикьянов так уж твердо верил, что бывшая дикторша вокзального радиоузла Маргарита Терлеева, действительно, видела человека, имевшего отношения к загадочному происшествию на Колосовском перроне. Разумеется, не слишком верил.

Этот человек мог быть Ритой и выдуман. Но, майор давно сделал вывод: в оперативной работе никогда нельзя знать наперед, что принесет успех, а что нет. Иногда ценнейшие сведения дает самый несерьезный источник, или вполне реальной оказывается информация, которая на первый взгляд выглядит полнейшей чепухой.

Исходя из этого, майор не считал отданную сотню потраченной напрасно.

Не успел он перебраться на свою лавку и раскрыть так и не прочитанный еженедельник, как в окне появилось краснокирпичное, похожее на сказочный теремок здание с надписью «Колосовка».

Время в пути пролетело незаметно.

Приехали.

3. Неудачливый ухажер

Майор спрыгнул на платформу и сделал глубокий вдох.

Покрытая выцветшим асфальтом железнодорожная платформа пахла свежеполитым огородом.

Во всей округе поселок славился своими солеными огурцами. В Колосовке выращивали собственный сорт, скрещенный из знаменитых муромцевских и нежинских огурцов. Колосовские овощи унаследовали их лучшие качества – они были небольшими, ласкающей глаз обтекаемой формы и сладкими на вкус.

Они солились местными хозяйками по особому рецепту с добавлением дубовой коры, смородинового листа и базилика. Огурчики получались твердыми, ароматными и дразняще хрустели на зубах. Многие считали, что лучшей закуски на свете просто не существует.

Пупырчатые плоды ведрами и банками возили на продажу в областной центр – благо, железная дорога делала этот путь быстрым и легким. Не удивительно, что, в поселке, едва ли не в каждом дворе располагался огород с огуречными грядками.

Вокзал находился по другую сторону железнодорожных путей, через которые был переброшен виадук.

Ефим направился к его знакомым деревянным ступеням.

Поднявшись, он остановился на висящем в синем небе дощатом тротуаре с решетчатыми ограждениями.

Прямо перед ним стоял аккуратный краснокирпичный вокзальчик. Рядом прошивала пространство паутина электрических проводов и крепежных растяжек. А внизу уходили к противоположным краям земли блестящие нити рельсов. Эти стальные линии нигде не прерывались, до самых океанов, направо – Тихого, налево – Атлантического.

Если же повернуть голову в другую сторону, взгляд упирался в огромное здание бывшего Института волновых явлений. Своими размерами и прыгающим силуэтом с двумя башнями по краям оно походило на грозный средневековый замок.

Куратором этого Института по линии контрразведки майор Мимикьянов и проработал в Колосовке пять лет. Возможно, лучших лет в его жизни.

Ефим стоял и думал о том, что, наверное, он все-таки ошибся с профессией. В сущности, его с детства привлекали загадки мира природы, а совсем не мира людей. Ему хотелось понять, почему все устроено так, а не иначе, яблоко падает

вниз, а не вверх, а совсем не докапываться, кто же убил, украл или изменил служебному долгу. У него хватило способностей, чтобы сразу после школы выдержать конкурс на физмат Новосибирского университета. Это уж потом, после армии, ему предложили работу в органах.

Предложили, и он согласился. По глупости. Хотя, нет, не правда, не совсем уж по глупости. Все-таки какая-то непоседливость в его характере была. Несмотря на молодость, он сумел ее заметить, и сомневался, а позволит ли она ему по настоящему заниматься наукой? Вот и согласился на интересную, как ему тогда казалось, работу. И нельзя сказать, что он совсем уж ошибся. В чем-то жизнь оказалась, действительно, интересной. Но только в чем-то.

Теперь вот от прежней непоседливости мало что осталось. Самое бы время сидеть у испытательной установки, записывать результаты опытов и писать статьи с названием «К вопросу о…». Да поздно! Вот и приходится ездить по области и искать неизвестно что!..

Ефим оторвался от созерцания опутанного проводами неба, железнодорожных путей, а также собственной жизни, и начал спускаться на вокзальный перрон.

Здесь майор остановился и покрутил головой.

Вот по этому асфальту и прогуливался Борис Петрович Сабаталин, пока с ним что-то не случилось… А машина с охраной стояла вон там, на краю привокзальной площади… Да, действительно, охрана все время могла его видеть, эту часть перрона от обзора с площади ничто не заслоняет.

Конечно, что-то могло произойти, когда Сабаталин заходил за угол вокзала, размышлял Ефим. Например, кто-то мог вступить с ним в контакт и каким-то образом воздействовать на Бориса Петровича… Но, по показаниям Чечулина и охранников, он оставался вне поля зрения очень уж короткое время… Считанные секунды… Для какого-нибудь, допустим, гипнотического воздействия, все равно нужно время… И не такое уж малое!

Как установлено по делу гипнотизеров-грабителей, человек терял контроль над своим сознанием самое меньшее минуты через две-три после начала словесного контакта с преступниками, а, тут не было у возможных злоумышленников этих минут… Прогуливался человек спокойно в одиночестве, звонил кому-то или ему кто-то звонил и вдруг… Был человек и нет его. Психологи правы: теми, кто мы есть, нас делает наша память…

Обойдя лужу с сияющими на солнце краями, Ефим направился к зданию вокзала, а точнее, к тому его крылу, где помещался буфет.

Здесь всегда можно было выпить чашечку сваренного в автомате кофе, не говоря о других напитках, а также вкусно и недорого пообедать. Майор и решил отметить свое прибытие в поселок чашечкой горячего кофе.

У стеклянных дверей буфета, он столкнулся с тремя плечистыми парнями в черных кожаных куртках. Встреченные ему не понравились. И самоуверенными лицами, и хозяйской повадкой, и какой-то исходившей от них скрытой агрессией.

В пронзенном солнцем буфете было пусто.

За массивной деревянной стойкой стояла полная белокурая буфетчица. Это была его старая знакомая Аля Тиц. А рядом с ней находился крепкий мужчина, выражением лица и черной курткой похожий на тех людей, с которыми майор только что столкнулся у входа.