Форпост. Тетралогия
Шрифт:
'А он вырос. Окончательно. Босс'
Босс решал его проблему. Решал страшно. Из-за приокрытой двери донеслось.
— Сажай.
Щёлкнул кнут, мальчишки завизжали и…
— Ну вот, молодцы, сержанты!
Станислав Лужин беззвучно зарыдал.
Первыми из сарая ушли Звонарёв и Кузнецов, на прощание пожелав Ивану удачи. На лицах их было нескрываемое облегчение. Следом ушли Лужины. На Степанова они не смотрели, а для Маляренко у отца и сына нашлась лишь пара презрительных, коротких, словно плевки,
'А вы что думали? Я один против всех попру? С голой жопой народ на баррикады потащу? Нашли, блять, героя…'
Губернатор сел, подпёр руками голову и закрыл глаза. Было видно, что он нечеловечески устал.
— Устал я, Иван Андреевич. Очень устал.
Степанов открыл глаза.
— Осуждаешь?
— Нет. Ты теперь здесь хозяин и только ты решаешь, что правильно, а что нет.
Бывший Хозяин смотрел на Хозяина нынешнего и откровенно им гордился.
'Урррод. Семью забрал, дом забрал, власть забрал, весь хабар мой присвоил… ах ты поганец!'
— Слушай, Степанов, а ты, твою мать, молодец! Я тебя, Олег, честно признаюсь, ненавижу, но, блин, УВАЖАЮ!
— Не сбежишь? — Олег усмехнулся и мотнул головой в сторону Алины.
Маляренко соврал легко. Танцующе. В ритме танго.
Парам-пам-пам!
— Нет. Не сбегу. На хутор мы уедем сегодня ночью. Чтоб тебе спокойней было, отправишь со мной еврея своего.
Изя, стоявший у двери, угрожающе оскалился.
— ДокУмент мне выправь… эээ… ну пусть я буду… эээ… Федей. И денег мне дай. На подъём хозяйства. А сейчас, Олег Николаевич, будьте так любезны, дайте мне, наконец, отчёт, куда, блять, подевались три ящика МОИХ денег и чего вы тут успели за шестнадцать лет наворотить?
Сразу поговорить не получилось. Губернатор сморщил нос от запашка и велел Изе 'по тихому' отвести Достоевского Фёдора Михайловича и жену его в баню.
— После поговорим. Здесь же. А сейчас, извини, дела.
Алина очень старалась. Старалась изо всех сил, прилагая все свои умения и возможности, но Ивану было всё равно. Он с удовольствием смыл с себя грязь, вонь и пот, попарился и постоял под горячим душем. Ласки женщины ему были до фени и с Алиной всё прошло буднично, быстро и без восторга.
Так. Что бы только давление в баках скинуть.
Из окна предбанника Маляренко мог видеть изрядную толпу, стоявшую на площади возле пирса и внимавшую оратору на броневике. Тьфу! То есть на помосте. За спиной оратора на колу корчилась маленькая фигурка.
— Не смотри туда, — Алина подошла сзади и попыталась обнять Ивана, — не надо, лучше пойдём…
— Часто здесь так?
— Казнят?
— Да. Часто казнят?
Женщина убрала руки. То, что Иван её не хочет она поняла совершенно отчётливо.
— Нет. Очень редко. Душегуба одного повесили. В Юрьево. И здесь двоих. Лже-Иванов.
'А Степанов то — гуманист! Мать его!'
Оратор развернулся и приложил 'Ивана' дубинкой по голове.
'Точно. Гуманист'
Глава 11
В которой Фёдор Достоевский снова становится Иваном Маляренко
'И
Покой нам только снится…'
Два вожака снова сидели за столом, попивая пиво, и вели неспешную беседу с глазу на глаз. Маляренко рассказывал Степанову гораздо более подробную версию своей эпопеи, начиная с перехода и заканчивая возвращением, а губернатор делился достижениями здесь. В Крыму.
Впрочем, о группе Шабельского Иван умолчал и на этот раз.
В Крыму дела обстояли… по-разному. Были проблемы, в которые Ваню уже потыкали носом. В основном в социальной сфере, но были и успехи. Идея Бориса об Университете состоялась, благодаря посылке из прошлого. И хотя отношения с северянами и Новоградцами оставляли желать лучшего, но…
— Дело выгорело, Ванька! Спиридонов из-за Войтенко дуется, Игошин просто тупо завидует и злится, что ему ничего не перепало, а Алексеев нас ненавидит за то, что лучших людей у него сманили. Но знаешь, вся самая способная молодёжь сюда прёт! Учиться! За знаниями. И плевать они хотели на этих начальничков.
Крым принимал не всех. Нелегалов с недавних пор просто стали отправлять на каменоломни. Патрули и разъезды следили за порядком строго, незнакомцев на хуторах вычисляли быстро. И быстро сообщали, куда надо. Но вот официально прибывших на учёбу Степанов принимал с распростёртыми объятьями. Прошедшие экзамен зачислялись на казённый кошт. Питание, одежда, стипендия и место в общаге. Крымское государство полностью оплачивало всё образование. От начальной школы до Университета. Руководители других общин скрипели зубами, но не отпустить будущих студентов они не могли, родители бы их не поняли.
— Я им честно пообещал, что держать никого не буду. Захотят вернуться — вернутся. Нет — пусть здесь живут.
Маляренко ухмыльнулся. Да. ПЛАН сработал. Люди тянулись в Севастополь, как мотыльки на свет. За знаниями. За будущим.
В самой столице Крыма работало лишь три факультета. Общеинженерный, филологический и, совсем небольшой, физико-математический. Здесь же, на территории Университета, находилось крупнейшее книгохранилище и типография, которая эти самые книги и копировала.
В Бахчисарае, при механическом заводе, находился механический же факультет и ещё химики.
В Юрьево, в пяти километрах отсюда размещались ещё три факультета. Медицинский, ветеринарный и агротехнический. Там же достраивался крупнейший во всём причерноморье медицинский центр.
— Они молодцы. Большие молодцы. Собрали всех врачей, кого нашли, и учат и учат и учат. Пенициллин делают. Немного, но делают. Три года тому назад переселенцы чуму с собой привезли — так задавили эпидемию на корню. Пришлось и мне, правда, в этом участие принимать. Док меня тогда мобилизовал вместе с армией. Как он командовал! Тут, по-моему, все гигиену соблюдают только из страха перед ним. А ну как он опять карантин объявит? И я ничего не смогу поделать. У него в этом вопросе власть абсолютная.